ощущение представляют собой, однако, не только материал, из которого строится внешний мир, но и основу для представления самого себя. Сознание того, что существует различие между самим собой и другими, формируется между двенадцатым и восемнадцатым месяцем жизни. К этому времени уже существующее интуитивное ощущение социальной идентичности (“S-Identity”: я принадлежу к миру других) дополняется восприятием собственной индивидуальности («I–Identity»: я не такой, как другие). Не только для создания картины мира, но и для того, чтобы дефинировать себя самого, мозг ребенка должен уметь обращаться к накопленным программам, которые описывают пережитые последовательности акций и интеракций.
Однако пережитые действия и ощущения приходят не сами по себе. Как и при раннем обмене зеркально отражающими имитациями, ребенку вскоре после рождения, а также впоследствии необходимо иметь постоянных партнеров, с помощью которых он сможет получить согласованный опыт отношений. Правда, к концу второго года жизни взаимные контакты дополняются еще одним аспектом. Ребенку теперь требуется дополнительное поле для тренировок, на котором он сможет испытать действия и ощущения в разных ролях. Таким тренировочным полем будущего реального мира являются детские игры. Первостепенное значение игры определяется тем, что здесь, и только здесь, ребенок может познакомиться с практически бесконечным количеством последовательностей действий и взаимодействий и освоить их.
Способность к игре связана с нейробиологическими предпосылками. В возрасте восемнадцати месяцев ребенок уже может целенаправленно наблюдать за действиями и осваивать их путем сознательной, управляемой им имитации. Зеркальные системы развиты и готовы к восприятию различных моделей поведения, но одного этого недостаточно. Маленький ребенок не может самостоятельно освоить для себя мир игры. В течение определенного времени партнеры должны сначала познакомить его с этим миром, ввести его туда. Партнеры, которые учат ребенка играть, с нейробиологической точки зрения абсолютно незаменимы, потому что системы зеркального отражения — как свидетельствуют эксперименты — могут зеркально отражать последовательности действий, только если они исходят от живых моделей, биологических действующих лиц. То есть маленьким детям обязательно нужны присутствующие живые наставники. Серьезный и решающий недостаток людей или фигур, которых дети могут видеть только на экране, состоит в том, что они не могут организовывать индивидуальное взаимодействие с ребенком. Только личное присутствие наставника, его индивидуальная реакция на действия ребенка и постоянная поддержка игры способствуют тому, что маленькие дети после достижения соответствующего возраста постепенно могут перейти к собственным, самостоятельно организованным играм.
Наблюдение и имитация обращения других людей друг с другом и объектами окружающего мира ведут к установлению новых связей между нервными клетками. Начинающаяся в возрасте полутора лет фаза имитации, если она в достаточной степени поддерживается играми, ведет к развитию той системы зеркальных нейронов, которая позднее позволит раскрыться всему спектру интуитивного понимания и действия. Действия представляют собой нечто большее, чем просто моторные акты. Они всегда сопровождаются восприятием того, как осуществленное действие ощущается действующим лицом. Ощущение, возникающее в результате какого-либо действия, важно в обоих смыслах слова «ощущать». Во- первых, важно оценить ожидаемые физические ощущения, от приятных чувств до ложных ощущений и, может быть, даже болей. Во-вторых, большинство действий связано с эмоциональным или аффективным контекстом. В эти аспекты ребенка также должны посвятить наставники, чтобы через определенное время он смог сам включить их в игру и потом освоить их в ней. У детей, которые не получили «инструкций» по игровой сенсомоторной тренировке последовательности действий, часто недостаточно развитыми оказываются поведение или язык тела, такие дети обычно грубы, неловки или скованны.
Каждое действие имеет отличительные оптические признаки, которые могут служить распознаванию или предсказанию намерений, действий или ожидаемого результата: позы, движения головы и туловища и — в первую очередь — выражение лица и движения глаз. Поэтому, когда ребенок наблюдает за другими людьми, он запоминает соответствующие типичные для конкретной последовательности действий оптические признаки действующих лиц. Таким образом возникают сети нервных клеток, из которых постепенно развивается оптическая система обработки и интерпретации (STS).[45] Маленький ребенок уделяет особое внимание оптическим признакам, которые позволяют ему судить о намерениях и взглядах его партнеров. В течение первых лет жизни при оценке актуальных ситуаций он опирается на то, как они оцениваются партнером. Он принимает оценки родителей даже в том, что касается его собственного самочувствия. Если появляется неожиданный, новый или неприятный для ребенка феномен, то его взгляд — оптическая система интерпретации! — немедленно обращается к лицу взрослого человека. То же самое происходит, когда ребенок падает около матери: спонтанным взглядом на ее лицо он осведомляется, большую или незначительную боль причинило ему это падение. Для таких постоянных корректировок ребенку надо взглянуть на родителей.
Мир, в котором ребенок постепенно познает себя, не является каталогом универмага, этот мир представляет собой набор возможных действий и взаимодействий, которые ребенок переживает сначала пассивно, потом подсматривает у других, имитирует и, в конце концов, усваивает. Наблюдение и имитация создают в мозге ребенка записи, которые сохранятся в сетях нервных клеток.
Эти записи репрезентируют мир как последовательность действий, причем в нескольких измерениях. Они описывают типичные оптические признаки, с помощью которых можно распознать готовящиеся или произведенные действия. Они описывают целевые и конечные состояния и последовательность действий, необходимую для достижения этих состояний. Они описывают, как физически ощущается или может ощущаться выполнение действия субъектом. И наконец, они описывают аффективно-эмоциональный контекст, связанный с последовательностью действий. Ребенок накапливает в цепях нервных клеток внутренние рабочие модели, по которым люди действуют в мире и регулируют социальные процессы, происходящие между ними.
Неудивительно, что возникающие в первые годы жизни схемы переживания и поведения отражают именно то, что ребенок регулярно наблюдает в своем индивидуальном окружении и у своих главных партнеров. Заимствование этих конкретных моделей из индивидуального биографического биотопа означает с точки зрения ребенка оптимальную адаптацию к реальному окружающему миру, данному ему «по умолчанию». Если у ребенка есть шанс развиваться в определенных средних пределах, если он не испытывает насилия над собой и может опереться на надежных партнеров, он живет в индивидуальном оптимальном окружающем мире. Тем не менее, схемы действий, с которыми он познакомился в своем первичном окружающем мире, могут значительно отличаться от процессов, с которыми взрослый человек сталкивается в будущем, покинув родной дом. Безусловно, то, что в родной семье было оптимальной адаптацией, может — и должно — в какой-то мере подходить и для будущей жизни. Но если это не так, то полученный опыт может оказаться определенным бременем и создать для индивидуума значительные проблемы. Необходимость новой адаптации в дальнейшей жизни может при определенных обстоятельствах оказаться непосильной для человека, и ему потребуется посторонняя помощь (см. главу 9). Но нам следует с осторожностью относиться к широко распространенному мнению, что в таких случаях «плохими» были семейные обстоятельства.
