рассчитывал встретить товарища по службе и поболтать с ним.
Между тем наш давний знакомый Жюль, не подозревавший о происходившем на улице столкновении и о том риске, которому он подвергался, был уже в погребе и достиг его, прежде чем Раксоль подошел к решетке в первый раз. К счастью для себя, Жюлю удалось выйти оттуда как раз во время отсутствия Раксоля. Когда же миллионер во второй раз подошел к этому пункту, он увидел футах в пятидесяти впереди себя человека, направлявшегося к набережной. Он тотчас угадал, что это Жюль и что полицейский отпустил его слишком поздно. Он бросился вдогонку за Жюлем, но тот, услышав за собой шаги, тоже пустился в бегство. Экс-лакей бегал легко, а добежав до парапета набережной, он, к великому удивлению Раксоля, перепрыгнул через него, точно бросившись прямо в реку.
«Неужели он от отчаяния покончил с собой?» — подумал Раксоль, продолжая бежать, но секунду спустя услышал пыхтение парового катера и понял, что Жюль был далек от мысли о самоубийстве.
Перебежав через дорогу на набережную, миллионер увидел трубу отчалившего от стены парового катера, который, выйдя на фарватер, направлялся к Лондонскому мосту. На реке стоял туман. Раксоль был совершенно беспомощен.
Хотя Теодор дважды уже потерпел неудачу в стенах «Великого Вавилона» — один раз с Рокко и один раз с Жюлем, — он не мог винить себя в теперешнем крушении своих планов, крушении, которым он был обязан неожиданному вмешательству постороннего лица. Попросту ему не повезло, и, стало быть, этот инцидент не мог вызвать у него бессонницы в эту ночь.
На следующее утро он повидался с принцем Арибертом. Между ними теперь установились тесные, дружеские отношения, и Раксоль поведал ему обо всех происшествиях последней ночи и в особенности об отравлении бутылки Romanee-Conti.
— Кажется, вы вчера обедали с принцем Евгением? — спросил американец.
— Да, и по странной случайности именно вчера мы распили бутылку Romanee-Conti — чудное вино, которое Евгений особенно любит.
— А сегодня также будете обедать с ним?
— По всей вероятности. Боюсь, что сегодняшний день будет последним днем нашего пребывания здесь. Евгений желает завтра утром вернуться в Познань.
— Не ужасает ли вас, принц, что если бы Жюлю удалось отравить вашего племянника, то, вероятно, он также отравил бы и вас?
— Это не приходило мне в голову, — смеясь, ответил Ариберт, — но, должно быть, так бы и вышло. Кажется, что, когда Жюль принимается за преследование своей добычи, он мало заботится о тех, кого случайно может погубить при этом. Как бы там ни было, а теперь уже нам нечего этого бояться: вам известна бутылка, и вы можете ее немедленно уничтожить.
— Но я вовсе не намерен ее уничтожать, — спокойно проговорил Раксоль. — Если принц Евгений спросит сегодня Romanee-Conti, что весьма вероятно, я хочу, чтобы именно эта бутылка и была подана ему… и вам.
— Так вы все-таки хотите отравить нас?
— Нет же, — Раксоль улыбнулся. — Мое намерение состоит в том, чтобы раскрыть сообщников Жюля в отеле. Относительно винного клерка я уже наводил справки, и, как вы думаете, не странно ли, что именно сегодня мистер Хабборд болен и не встает с постели? Хабборд, как мне сообщили, чем-то отравился, что и обнаружилось ночью. Он будто бы не знает, что тому может быть причиной. Его замещает сегодня в винном погребе его помощник, почти еще мальчик, но, по-видимому, уже довольно ловкий мальчик. Нечего и говорить, что мы будем смотреть в оба за этим юнцом.
— Подождите-ка, — прервал миллионера принц Ариберт, — я не совсем понимаю, как же, по-вашему, должен подействовать яд.
— Бутылка в настоящее время исследуется экспертом, последний имеет инструкции снять немного той дряни, которой Жюль вымазал край горлышка. В течение дня бутылка незаметно будет поставлена в ящик на свое прежнее место. Вероятно, вино отравляется в процессе наливания ядом, который должен быть очень сильным, и один бокал этого вина уже окажется роковым.
— Но ведь лакей, несомненно, должен обтереть горлышко бутылки?
— По всей вероятности, он сделает это очень небрежно. И, кроме того, нельзя предполагать, что он сотрет всю массу: часть ее просочилась между пробкой и стеклом. А может быть, он и вовсе забудет обтереть горлышко.
— Принцу Евгению за обедом неизменно прислуживает Ганс. Эту честь преданный старик всегда оставляет за собой.
— Но предположите, что Ганс… — Раксоль остановился.
— Ганс — сообщник?! Дорогой мой, это предположение невероятно.
Вечером принц Ариберт ужинал со своим царственным племянником в роскошной столовой королевских покоев. Ганс подавал кушанья, которые приносили в комнату другие лакеи. Ариберт заметил, что его племянник находится в особенно угнетенном и молчаливом настроении. Накануне, когда после неудачного свидания с Симпсоном Леви принц Евгений в отчаянии угрожал покончить с собой будто «по несчастной случайности», Ариберт взял с него честное слово не делать этого.
— Какое вино желает сегодня ваша светлость? — поинтересовался старый Ганс почтительным тоном после того, как был подан суп.
— Херес, — лаконично приказал принц Евгений.
— А потом Romanee-Conti? — спросил Ганс.
Ариберт быстро взглянул на него.
— Нет, сегодня не надо.
— Ну а я выпью Romanee-Conti, Ганс, — сказал Ариберт.
Знаменитое и несравненное бургундское было подано к жаркому. Ганс торжественно внес бутылку в ее ивовой колыбельке, с математической верностью ввинтил штопор и, вытащив пробку, поднес ее для освидетельствования своему господину. Евгений кивнул и приказал наливать. Ариберт с напряженным вниманием следил. Он ни на секунду не мог поверить, что Ганс мог предать своего повелителя, и тем не менее слова Раксоля невольно смущали его. В это мгновение принц Евгений проговорил, обращаясь к нему через стол:
— Ариберт, я беру назад свое обещание.
Ариберт энергично покачал головой, не отрывая глаз от Ганса. Престарелый слуга наскоро обмахнул салфеткой горлышко бутылки и налил Romanee-Conti в стакан. Дрожь пробежала по всему телу Ариберта. Евгений взял стакан и посмотрел его на свет.
— Не пей, — спокойным тоном проговорил Ариберт. — Вино отравлено.
— Отравлено? — воскликнул принц Евгений.
— Отравлено, сэр?! — Старый Ганс с видом глубочайшего удивления и смущения и схватил стакан. — Это невозможно, государь, я собственноручно откупорил бутылку. Никто, кроме меня, не дотронулся до вина, а пробка не была повреждена.
— Говорю тебе, что оно отравлено, — повторил Ариберт.
— Да простит мне ваше высочество, но утверждать, что вино отравлено, значит утверждать, что я — убийца. Я докажу вам, что в нем нет яда, я сам его выпью!..
И Ганс поднес стакан к своим дрожащим губам. В эту минуту Ариберт убедился, что старый слуга — не сообщник Жюля. Вскочив с места, Ариберт выбил стакан из рук престарелого Ганса, и осколки стекла со звоном полетели на стол и на пол.
Принц и слуга смотрели друг на друга в томительном и страшном безмолвии. Но вот послышался легкий шум, и Ариберт, оглянувшись, увидел, что Евгений беспомощно опустился на ручку кресла: руки его безжизненно повисли, как плети, глаза закрылись — он был без сознания.
— Ганс! — вскрикнул Ариберт. — Ганс! Что же это значит?..
Глава XXV
Паровой катер
