– И они очень постараются это сделать, поверьте. Но я не на их стороне.
– Почему?
– Потому что я не умею говорить сердцем. Это во-первых. А во-вторых, они мне физиологически противны. В общем… – улыбнулся он, – считайте, что старик Вольф им просто завидует!
После этого разговора Ольга и задумалась всерьез. Лежа ночью на своей койке, она размышляла под тихое журчание кондиционера и под сопение и храп женщин:
«А вдруг это правда? Что мы вообще знаем о нашем мире? Что Земля круглая? Что после зимы обязательно наступит весна? Что человек произошел от обезьяны? Что мы умнее животных? В школе и университете мне говорили, что Вселенная бесконечна, что все произошло от Большого взрыва, от вспышки… Что-то вспыхнуло – и образовались звезды, планеты. Все верят в это. А что было до? Пустота? Почему? А кто создал Пустоту? Откуда она? Сама собой появилась? Люди верят в то, о чем лишь могут договориться… Тысячу лет назад они верили, что Земля – центр Вселенной. А еще раньше – что Земля стоит на четырех слонах… Если это Братство верит в то, чтo они хотят сделать, если они тратят на это огромные деньги, совершают преступления, похищают и убивают людей, если такая мощная корпорация всерьез занимается этим – значит, очень может быть, что все это – не бред убогих сектантов, а чистая правда. И люди действительно делятся на избранных, способных говорить сердцем, и остальной мусор. А эти избранные когда-нибудь станут лучами света, и Земля исчезнет. И мы все погибнем, как дураки…»
Ольга пыталась делиться своими мыслями с соседями по проклятому бункеру. Бьорн слушал ее внимательно, потом в свойственной ему занудливой манере опровергал опасения Ольги относительно гибели Земли. Он был уверен, что похищение людей, игры со Льдом и все сопутствующее этому – лишь вершина айсберга корпорации «LЁD», возглавляемой мощной группой интернациональных преступников, рвущихся к власти в Китае. Бьорн утверждал, что «LЁD» занимается секретными опытами, связанными с генной инженерией. Цель этих опытов – создание новой расы, стоящей на принципиально новых моральных принципах, элиты, способной возглавить такую мощную страну, как Китай, и добиться мирового господства.
– Китаю при его технологическом рывке для мирового господства не хватает только одного – новой идеологии, – убежденно говорил Бьорн, – новой не только для Китая, но и для человечества в целом.
Ольга слушала этого двухметрового выпускника физико-математического факультета, выросшего в семье шведских математиков, боготворившего теоретическую физику, хранящего дома портреты Бора, Гейзенберга и Эйнштейна, доверяющего только формулам и технологиям, мечтающего о карьере большого ученого, но по воле не зависящего от формул случая оказавшегося здесь, в бункере, где его заставили обдирать дохлых собак, и… не верила ему. Бьорн был слишком прямолинеен в своей логике, он рассуждал
Но Бьорн упорно стоял на своем.
Любые рассуждения о Братстве Света он отметал сразу, не давая Ольге даже закончить свою мысль.
– Ольга, я с детства верил только в то, что подчиняется законам физики. Свет – это направленный поток фотонов. Написать формулу?
Ольга уставала от споров с ним. Ей казалось, что она натыкается на стену, которую ничем невозможно сдвинуть хотя бы на сантиметр.
– Меня учили верить только в то, что можно потрогать или осмыслить логически. То, что я не понимаю – для меня не существует! – говорил он.
Его родители были убежденными атеистами, левонастроенной шведской научной элитой. В бурном 68-м отец примкнул к шведским маоистам, ходил в университет на лекции в желтой повязке с иероглифом «самокритика» и красной книжечкой Великого Кормчего.
Покойные родители Ольги тоже были атеистами. Они тоже учили Ольгу верить в то, что можно понять и потрогать.
– То, что не участвует в процессе товарообмена, просто не существует, – любил повторял профессор, читающий Ольге в университете курс макроэкономики.
Ольга никогда не верила ни в Бога, ни во что-то сверхъестественное. Но как еврейка она верила в судьбу. Хотя и с судьбой было не так все просто.
– Судьба ведет по-своему, – говорила мать. – Надо чувствовать свою судьбу, верить в нее, не спугнуть ее.
Отец тоже что-то бормотал по поводу «силы рока». Но в целом вопрос оставался темным.
«Те миллионы евреев, что погибли в концлагерях, тоже верили в судьбу, верили в Бога, – думала Ольга. – Ну и что? Судьба отвернулась от них, Бог не помог. Значит, надо верить только в свои силы и надеяться только на себя».
Теперь же, став жертвой непонятного Братства, потеряв родителей и оказавшись в зловещем бункере, Ольга потеряла веру в себя. За два последних месяца она поняла: есть что-то, что больше ее, сильнее ее воли.
Но – что? Судьба?
Бьорн не помог Ольге ответить на этот вопрос.
Старик Вольф с полуулыбкой говорил страшные вещи, в которые не хотелось верить. От спокойных рассуждений Вольфа веяло неизбежной смертью и небытием. Ольга пыталась обсуждать все это с другими обитателями бункера. Лиз, иногда дарящая Ольге ласки по ночам, была уверена, что люди, похитившие ее и нанесшие ей увечье ледяным молотом, и люди, держащие ее теперь в бункере, не связаны друг с другом. Просто пресловутый Майкл Лэрд, заманивший всех сюда, в Гуанчжоу, использовал информацию из полицейских источников и организовал сайт для пострадавших от неведомой секты, чтобы продать их всех в рабство.
– Но кому понадобились ремешки из шкур мертвых собак? – возражала Ольга.
– Рыбка, в сегодняшнем мире все продается, – отвечала Лиз. – Уверена, китайцы используют эти ремешки в медицинских целях. И продают задорого состоятельным европейцам.
