плешивого.
«С намеком чувачок: вроде холост-разведен, а бывшее обручальное мне на фиг не нужно. Интересно, подклеил он кого-нибудь в Крыму? Какую-нибудь тетю Клаву из санаторной столовки. Или, нет, может, мать-одиночку, еврейскую толстожопую мамашу. Он ей за черешней стоял, а она ему на диком пляже втихаря давала».
Оля ела спокойно, отрезая мясо, запивая каждый кусочек пивом, отщипывая белого хлеба и совсем игнорируя гарнир. Взгляд ее рассеянно плавал в тарелке.
«Интересно, пройдет после пива голова? Зарекалась пить водку эту противную, а Вовик готов пить все подряд. Надо Наташке сразу позвонить, интересно, отксерила она ноты? Если – нет, я ей Бартока принципиально не верну. Ее просить – безнадежное дело. А если ей что понадобится – вынь да положь, как тогда с ансамблем… Господи, почему он так смотрит?»
Оля перестала жевать.
Плешивый смотрел на нее безумными водянистыми зеленовато-голубыми глазами. Лицо его было не то что смертельно бледным, а совсем чудовищным, словно перед ним происходило что-то страшное, противное естеству этого человека.
«Опрокинутое лицо», – вспомнила Оля, кладя нож и вилку на край тарелки.
– Почему вы… так смотрите?
Витка и Володя тоже перестали есть и уставились на плешивого. По его лицу прошла судорога, он вздрогнул всем телом и заморгал, взявшись за виски.
– Извините… я… это…
Поезд въехал на мост, с грохотом замелькали стальные опоры, пахнуло гарью.
Незнакомец энергично потер свои бледные щеки, потом полез в нагрудный карман рубашки, достал бумажку и молча протянул Володе. Это была справка об освобождении из исправительно-трудовой колонии, выданная Бурмистрову Борису Ильичу. Оля и Витка заглянули в бумажку.
– Семь лет, ребята. Семь лет. И всего-то за какой-то мешок лимонной кислоты, – произнес плешивый и забрал справку. – Вы извините, я ничего не хочу нарушать… вмешиваться… и так далее. Просто у меня есть одна огромная просьба. Очень большая.
– Деньги нужны? – спросил Володя, сообразив, что трешка официанту – всего лишь трюк, рассчитанный на внешний эффект.
– Ну что вы! – усмехнулся Бурмистров, доставая из брюк толстенный кожаный бумажник и бросая его на стол. – Денег у меня куры не клюют.
Молодые люди молча посмотрели на портмоне с торчащими торцами многочисленных купюр.
– Деньги вообще это… так… – незнакомец нервно махнул рукой, – роли не играет. А просьба. Ну… не знаю. Давайте, я вам по порядку расскажу.
«Не даст поесть», – тоскливо посмотрел на половину бифштекса Володя.
«Странный чувак», – пригубила пиво Витка.
«Уголовник. Надо же!» – недоверчиво смотрела Оля.
Бурмистров убрал бумажник, потер маленький подбородок.
– Ну, обстоятельства дела, это опустим, не очень интересно. Одно скажу: я по профессии конструктор, а по призванию – коммерсант. Но времена мутные, какой уж тут бизнес. Да. И вот семь лет припаяли. Два месяца, как освободился. Зона наша Богом забытая, в Казахстане. Не наша, простите! – мелко засмеялся он. – Ихняя, ихняя. Вот. Ну и я, человек с двумя высшими образованиями, работал на кирпичном заводе. Не только, правда, но в основном – лепил кирпичи. Вот. И уже потом, ближе к освобождению попал на блатное место, на кухню. А в этой зоне, будь она неладна, одно плохо – слишком маленькая. Всего двести два человека. Ну и она нужна-то особо никому. Сидят там за экономические преступления средней тяжести, так сказать. Срока большие. Люди серьезные, спокойные. Не беспредельничают, не чифирят, в побеги не уходят. И снабжение – отвратительное. Ну и, в общем, за эти семь лет каждый день я ел одно и то же – похлебку из конины. Лошадиный суп, как мы называли. Там рядом большой конный завод, ну и выбракованных лошадей – к нам в котел.
Он усмехнулся и посмотрел в окно.
– А что… в этом супе еще было? – спросила Витка.
– Пшено, рис или мука, – улыбаясь, заговорил Бурмистров. – Когда что. Но – конина, главный, так сказать, субпродукт, была всегда. Ежедневно. Каждый день наш лагерек съедал целую лошадь.
– Где же они столько лошадей взяли? – спросил Володя.
– Чего-чего, а лошадей в Казахстане полным-полно. Больше, чем в Москве! – засмеялся Бурмистров, и Витка с Олей улыбнулись.
– А это не вредно – каждый день конину? – спросил Володя.
– Нет. Конское мясо – самое здоровое. Полезнее свинины и говядины.
– И вы все эти семь лет ели одно и то же? – Оля разглядывала его беспокойный лоб с тонущими в загаре веснушками.
– Трудно поверить? – заглянул он ей в глаза.
– Трудно, – серьезно произнесла она.
– Мне тоже – трудно. Но вот… – он развел руками, – семь лет как не бывало, два конных полка съедены, а я живой!
– Но это ж жутко муторно – каждый день одно и то же! – покачала головой Витка. – Если бы мне вот этот бифштекс каждый день пихали – я бы с ума съехала.
