том, что ей никто так и не догадался (или не решился?) сказать об осаде. Кое-как взяв язык под контроль, я с трудом связал пару слов и родил целое предложение.
— Коди, мы в осаде.
— Осаде? — Попробовала малышка слово на вкус. — А что такое «осаде»?
— Осада, — повторил я. — Ммммм… тюрьма…
— Тюрьма? То есть нас не выпустят отсюда?
— Да, — облегченно вздохнул я.
— Хм, а ты уверен? Почему я об этом не знаю?
— Мммм — немногословно выдал я и стал медленно спускаться по лестнице.
— Ну и ладно, — крикнула Коди, сбегая вниз со скоростью ветра. — Нам ведь не обязательно выходить за ворота, мы просто погуляем по двору! Идет?
— Ага, — как же я люблю этого ребенка! — Идем.
Во дворе было мрачно, сыро и холодно. Ветер нес откуда-то из-за стен дым от огромного количества костров, и это лишь усиливало ощущение западни. Еще вчера я почувствовал перемену погоды, сейчас же, лишний раз убедился в справедливости предчувствия. Дождь, конечно, еще не лил как из ведра, но к тому явно все шло. Небо, затянутое такими мрачными тучами, что на него не хотелось смотреть, давило на голову всем весом. Деревья гнулись под гнетом совсем не летнего ветродуя, а камни и пыль мельтешили вокруг в странном завораживающем танце.
Устало прислонившись к перилам сразу за дверью, я все же не выдержал и сполз на ступеньки, решив не бежать сходу в помещение, а какое-то время посидеть «на свежем» воздухе, который в скором времени грозил стать совсем пропыленным. Вокруг, завывая, проносились то какой-то мусор, выброшенный из конюшни, да так и не прибранный, то стиранные вещи, вывешенные нерадивой служанкой, не следящей за изменением погоды, то прошлогодние листья, выметенные разыгравшейся стихией из неизвестного, но явно труднодоступного, угла. На душе было столь же тоскливо и муторно, как и вокруг.
А еще мне не нравились взгляды, бросаемые в мою сторону населением замка. Я не слишком много видел людей в проведенные тут дни, хотя за последние годы пообвык, вертясь в их обществе, и кое-что в поведении домочадцев Катрин говорило об их обеспокоенности и нервозности. Не зная, что и думать, а главное как узнать истину, ведь при моем владении языком (никто не будет ждать час, прежде чем оглашу вопрос), выяснение представляет из себя серьезную проблему, я прикрыл глаза, уходя в себя, и вновь принимаясь за бесполезное планирование.
Воспоминания, как обычно, нахлынули сами. Я все еще сидел на крыльце, наблюдая за развлекающейся под слабым дождем Коди и пока не собираясь загонять ее внутрь, и одновременно был дома…
— Эрин, а ну иди сюда!
— Эээээ… папа, я…
— Что ты опять затеял? Зачем тебе понадобились камни?
— Эээээ… ну понимаешь, я в одной книге прочитал…
— Эрин, ну сколько тебе можно повторять, что все эти твои игры в войну, лишь напрасная трата времени! Войны нет, не было и не будет!
— Но папа, я ведь видел Ренала, он говорил о…
— Я знаю, о чем он говорил! А вот тебе, откуда это известно? Снова подслушивал?
— Аааай… папа, отпусти ухо, больно!
— Я тебе сколько повторять буду, никаких фокусов с магией!
— Но я не использовал магию!
— Тогда как? — Растерянно замер отец, буквально подвесив меня на уже почти оторванном ухе.
— Алинкаль, а ну отпусти ребенка!
— Но Морана, — отец резко убрал руки за спину, виновато посматривая на жену, а я обиженно посматривая на него, принялся растирать пострадавшую часть тела, — ты не должна вмешиваться в воспитательный процесс…
— Ах, не должна? — Мама приняла воинственную позу и в упор уставилась на мужа. — А ты, вместо того, чтобы брать мальчика с собой и учить примером, орешь на него лишь за то, что он учится всему сам! Да он уже сто раз перещеголял тебя по всем пунктам!
— Эээээ… — отец замялся, — ну я бы так не сказал…
— Угу, потому что знаешь, что я совершенно права!
— Дорогая, конечно, ты права, ты всегда права, разве ж в этом кто-то сомневается?
Тут родитель мне украдкой подмигнул и я понял, что пора его спасать, а то мама окончательно уронит авторитет Повелителя перед собственными подданными, усиленно делающими вид, что ничего вокруг не видят и не слышат.
— Мам, а что ты тут делаешь?
— За тобой пришла, малыш.
Я театрально поморщился, хотя уже давно не реагировал на это ее ласковое обращение, в конце концов, ну и какая разница как зовет меня собственная мать? Она меня любит, в этом я абсолютно уверен, а уж с теми, кто решит посмеяться, разобраться сил у меня всегда хватает.
— Ох, прости, опять вырвалось. Конечно, ты у меня уже совсем взрослый!
— Мам, — я опять поморщился и обнял ее за талию, — не переигрывай!
— До чего же ты у меня умный, — ее ласковые руки взлохматили мою гриву, тут же вернувшуюся в прежнее состояние. — Нет, определенно нужно что-то решать с его волосами, Алинкаль, ты не находишь?
— А что с ними не так?
— А ты сам не видишь?
— Мам, ну сколько можно? Оставь ты их уже в покое! — Взвыл я, почувствовав особенно сильный рывок.
— Но, малыш… ох, Эрин, разве тебе самому они не надоели?
— Да, но это же честь рода! Я не могу их остричь! И никогда не сделаю этого, если не посрамлю чести семьи!
— Фи, как высокопарно! — Отец подошел поближе и тоже взъерошил мои лохмы. — Но ты прав, сынок… я верю, ТЫ никогда не посрамишь чести, поскольку она — часть твоей крови!
— Пап, а это тоже высокопарно.
— Да? — Недоуменно переспросил родитель, почесав переносицу. — Ну, извини, лучше не получилось!
— Ээээ… Алин, а ты что тут делаешь? — Мама прищурилась. — И за что это ты пытался наказать нашего сына?
— Яааааа… эээээ… ну…
— Папа пришел посмотреть на мою новую магическую машину и она ему не понравилась…
— Да? А мне покажешь?
— Конечно, пошли, — я схватил мать за руку и потянул за собой, счастливо и беззаботно смеясь, как могут только дети, никогда не видевшие ужаса войн.
Возвращение к реальности никогда не бывает приятным. Нет, меня не били по голове и не скандировали над ухом «Бей его!», только внутри словно оборвалась струна, напоминая о том, что свершилось и назад не вернется. Словно в унисон мыслям небо, наконец, стало абсолютно черным, отчего ощутимо потемнело вокруг, и прямо над замком пронесся оглушительный громовой раскат, сопровождаемый не менее эффектной молнией.
Коди с визгом повисла на моей шее, заливая мою одежду водой, потоками стекавшей с нее, а потом, завернувшись в мою куртку и крупно дрожа, с восторгом уставилась ввысь.
— Аль, это так здорово! Давай еще посидим тут?
— Ты мок… пром… вода, — наконец, разочарованно выдохнул я, так и не справившись с произношением согласных.
— Ну и что? — Прекрасно поняла малышка. — Я о тебя погреюсь!