48. Армия лилипутов
Среди разработчиков микророботы именовались «миллиботами», уж бог знает по каким причинам. В данном случае, одним из свойств этих самых миллиботов, обеспечивающим выполнение основной задачи, была уверенная ориентация в пространстве. Причем не только относительно себя самих, а и соотносительно своей дистанции до выпустившего их в свет оператора. Это требовалось для того, чтобы точно выйти в район выполнения порученной работы. Грядущее задание должны выполнять самые тяжелые и медлительные из микромашин. Та таинственная, но сложная работа была всем, что они умели, помимо способности двигаться. Кстати, сами по себе, даже в последнем качестве, они являлись полными олухами. Они совершенно не умели того, что делали их легкие коллеги — ориентироваться на местности. Единственное, что они могли — это катиться на зов. Зов же должен подавать ушедший вперед микроробот. Причем если бы он укатился достаточно далеко или между ним и ведомым появилось бы хотя бы незначительное препятствие (допустим, на ровной местности всего-то маленькая кочка), то этого вполне хватило бы для блокировки сцепления. Вырабатывать программу с огибанием рельефа местности эти «наиумнейшие» миллиботы были неспособны. Кстати, для отличия от своих специализирующихся по более простым задачам собратьев, они назывались «взломщики». Ведь именно они обязывались когда-нибудь произвести откупоривание, весящих в сто тысяч раз более чем они сами, бронированных дверей. Однако до сего волшебного действа было еще достаточно далеко. Сейчас их вели «под уздцы» их более примитивные собратья. Те, которые умели ориентироваться в пространстве. Совсем не лишнее качество во внутренностях километровой горы.
Ориентация, между прочим, происходила достаточно хитрым образом. Далеко не каждый миллибот ведал о своей широте и долготе на геоиде Земли. Об этом, опять же, знали только некоторые из машинок — те, кому положено. Ведь каждый из маленькой армии искусственных муравьев-разведчиков не являлся полной копией других. Их ведь потому и наличествовало столь много, что в этом случае получалось разделить обязанности на составные части. Однако идентичные машинки все же имелись. Во-первых, этого требовала простая предосторожность. Мало ли, вдруг в далеком походе какой-то из миллиботов кувыркнется куда-нибудь не туда или в его мелких внутренностях просто произойдет маленькое замыкание. И что же, в таком случае придется сворачивать акцию из-за абсолютно дурацкой экономии? Кроме того, для некоторых функций требовались именно идентичные машины. В частности, для разведки местности и ориентации на пути следования. Делалось это так.
Группа миллиботов-разведчиков состояла из четырех братиков-копий. Как уже сказано, никто из них ничегошеньки не ведал о географии. Зато в их нутра вставлялись акустические сонары. Они излучали и принимали сигнал, на основе чего в процессоре складывалась картинка-паззл окружающей местности. Движение вперед они осуществляли по очереди. Они были очень вежливыми машинами, а потому долго расшаркивались и старались уступить друг дружке дорогу. Когда один из них двигался все остальные замирали на месте. Это было что-то вроде старинной детской игры «Морская фигура, замри!»
Тот, что двигался, делал всего несколько перецепок присосками. Количество оборотов опоясывающего «туловище» колеса, опять же, варьировалось в соответствии с особым алгоритмом, который в свою очередь определялся сложностью маршрута. Последнее, вообще-то весьма расплывчатое понятие, устанавливалось еще одним алгоритмом, который на этот раз содержался даже не в процессоре разведчика, а в процессоре миллибота ответственного за привязку к координатной сетке, то есть, самого умного географа (точнее, единственного, кто в этой науке соображал). Так вот, когда разведчик самой низкой иерархии несколько прокатывался вперед, он замирал и излучал в округу акустическую гармонику. На нее тут же отзывались ожидающие в неподвижности соседи. По замеру времени, кое, как известно, имеет для машин первостепенное значение, определялось новое положение в пространстве. Затем бросок вперед делал следующий механизм. Вот именно так, по чайной ложке в час это и делалось. Какому-нибудь курсанту прошлого века такая хитрая, деленная на стадии ходьба живо бы напомнила, известную из «Строевого устава», шагистику «по разделениям»: «Делай ра-аз! Делай два-а! Делай три-и! Делай че- етыре!» Однако если у человека через двадцать минут такого хождения начинала кружиться голова, ноги отваливались, а жить на свете более не хотелось, то раздутые имитаторы муравьев от сего действа абсолютно не унывали, и могли бы с неугасимым пылом ходить таким чином до самой коллапсации Вселенной, если бы разумеется им подцепили несколько более мощные аккумуляторы.
Сейчас местность, в соответствии с алгоритмом, считалась особо сложной. Посему роботы менялись местами наиболее часто. Но зато они не требовали перерыва ни на перекур, ни на оправку и, значит, в общем-то, шли вперед уверенно и лихо. Если бы они знали, насколько в действительности сложна окажется данная местность. Но ведь их сила была не в прозорливом видении будущего, а в неутомимости и, кстати, в большой мере, в неведении тоже.
49. Паровозная топка времени. Этнография
В казаки его взяли. Не то что там был недобор. Как раз от желающих, наверное, перебор. Однако далеко не всегда желания совпадают с возможностями. То есть жизнь настоящего казака, не парадно- театрального, как менее двадцати годков назад при новом зарождении, отличается весьма большими тяготами. Да и уметь надобно много чего. Конечно, умение — дело наживное, но вот со здоровьем хуже. Здоровьица у потомков поколения сдавшего задарма страну слабенько. Явная расплата именно за ту проигранную холодную войну. Мгновения бога как наши века, так что пока он делает посыл ответа, удар достается не тому поколению: детишки платят за папиков, а то и за дедулек. Несправедлив мир. Или наоборот — мстительно справедлив.
Однако результирующая того давнего проигрыша — теперешняя нехватка всадников, достойных орловских рысаков. Нет их в достаточном количестве, хоть тресни. А ведь здоровые требуются не только казачьим полкам, по сути, нерегулярным воинским образованиям, они необходимы и армии как таковой. И вообще, «все профессии важны — выбирай на вкус». В мире существуют не только военные, здоровые потребны и на гражданке тоже, а значит… В общем, его взяли в казаки без проблем. Разве что… Но это сущая мелочь, просто прикол, не причина для отказа:
— А верхом на лошади ты случайно не умеешь?
— Да, нет. В смысле, не приходилось. Но зато на верблюде…
— Правда, что ли? Ну так какая же разница. Разумеется, возьмем. Вот текст присяги. Изучай.
И потом еще:
— А то, что я это… Ну из Туркменского ханства, это…
— Какая разница, парубок? Казак — есть особая нация. И даже возможно, — с маскировкой ладонью и приближением к уху, — это есть особая раса.
Но зато евреев мы бракуем, — это, кстати, без маскировки и громко. — Но они, правда, к нам и не просятся.
И насчет усов. Надо бы, чтобы того…
— Да они у меня как-то не очень растут. Наверное, национальный признак.
— Повторяю, парубок, — тут с поднятием пальца вверх. — Казак есть особая нация. А у нее особые подразделения. Мы — алтайские казаки. Особое подразделение нации «казак». Учи присягу, там все проясняется.
«Особая нация» казаки плотно наводняла все пространство бывшей России. Видите ли, по Новому Брестскому миру, когда на Россию, из-за ее особого статуса (видимо, в плане подозрения в не восторженном принятии либеральных ценностей), наложили вето на содержание более чем 150-тысячной армии, пришлось как-то выкручиваться. Ибо в эти сто пятьдесят тысяч требуется воткнуть не только сухопутчиков, но авиацию и флот, да еще прикрыть, всюду опасные, границы. Так еще надо заботиться о будущем: военные училища это не только преподавательский состав и курсанты, но и какой-никакой, а дивизион-полк обеспечения при каждом. И вот тогда делаем ход конем (в натуральном смысле тоже, кстати).
