думала она, ее безопасность от меня. Это был ее бронежилет, в котором она вяло перемещалась под моим зорким взглядом. Она, как и я, поднималась раньше всех в доме. Торговка сырами быстро отвыкла просыпаться на рассвете, а мой брат, когда не снимался в фильмах, вставал не раньше часа дня. Совы отличаются отсутствием беспокойства. Долго спать — это особая привилегия, это как обладать большим состоянием. Соня — это тот, кого ждут, как президента или короля. Через избыток сна они демонстрируют свою беспечность, а значит, свое верховенство. А также свое безразличие но отношению к нашей особе, что вызывает у нас интерес к ним.
Фабьен нанял семейную пару с семнадцатилетним сыном из местного населения, чтобы содержать дом. Муж готовил, жена убирала и прислуживала за столом, мальчик занимался садом. Каждое утро на веранде был готов завтрак, и там к половине девятого — девяти часам я заставал Аннабель. Вместе мы не спали, но просыпались в одно и то же время. В этом была наша связь. Она тяжело опускалась на стул, всегда один и тот же. Невроз — узнал я от Саверио, который когда-то учил меня основам психоанализа, — это повторение. Мы говорили вполголоса, так как в большом доме все слышно. Я помню о разговоре, который у нас завязался через три или четыре дня после моего с Софи приезда. Мы шептались. Разговор начался с обмена мнениями о местных ресторанах и ночных клубах. Аннабель прежде всего считала меня журналистом, специализирующимся на «умении жить», и намеревалась ограничить наше общение этой областью интересов. Особенно после того, как мы пожили вместе. Перед нашим приездом Фабьен водил Аннабель ужинать в ресторан «Аркады» в отеле «Библос». Как и везде, им предложили лучший столик. Внимание, которым люди окружали Фабьена, одновременно раздражало Аннабель и льстило ее тщеславию, и это было одной из причин ее резкости с ним, так же как и причиной ее резкости со всеми. В день моего приезда я пригласил их всех в «Бистро де Лис». Что обошлось мне в 390 евро. Виски с колой в Сан-Тропе стоит недешево, особенно если выпивать по четыре порции за ужин. На следующий день Аннабель настояла на оплате счета в ресторане «Замок», возле трассы Таити. В то время это было ее любимым местом в этом районе. Оттуда открывалась панорама в 360 градусов на гольф-площадку, сосновый лес и бледную полосу пляжа Пампелонн. Хозяин ресторана Франк-Луи Брок — один из любимчиков моей газеты, бывший директор которой был владельцем виллы поблизости. Он был со мной так же любезен, как и с Фабьеном, что очень радовало Софи. Я помню, что Аннабель заказала суп из налима и пирог из тимьяна. Мое собственное меню выпало из памяти. Среди баров с пианистами я отдавал предпочтение «Октав- кафе», которое Аннабель, как и Фабьен, считала до непристойного старомодным, будучи поклонниками «Ля Бодега» и «Папагайо». Ночные клубы — «Ля Пляж», «Королевские погреба», «Экс-Бал», — Аннабель все их не терпела: места, где люди только тем и занимались, что курили, пили и отнимали у нее ее парня. И где почти все женщины были красивее ее, но только не в моих глазах, которые смотрели только на нее.
— Я счастлива, что ты вместе с Софи, — сказала она мне потом.
— Я не знал, что ты настолько любишь сыр.
— Ты дурак.
Уже несколько месяцев я не слышал этой фразы, исходящей из ее уст, и это меня настолько взволновало, что у меня на глазах выступили слезы.
— Она хорошая женщина, — сказала Аннабель.
— Я знаю женщину получше: тебя.
— У нас бы ничего не вышло. Что бы стало с твоим братом, с твоей матерью? Они бы нам этого никогда не простили. С моими родителями было бы тоже непросто. Мы поссорились бы с нашими семьями.
— А потом?
— Семья — это очень важно. Когда ты попадаешь в переделку, только она может тебя оттуда вытащить. Любовь проходит. Партнеры меняются. Но нельзя найти другую семью. Если ты ее теряешь, то это навсегда.
Я наблюдал, как Аннабель намазывала хлеб маслом и вареньем и с аппетитом отправляла его в рот. В квартире на Батиньоль она ничего не ела по утрам, и я начал думать, что у нее не было аппетита из-за того, что мы жили вместе.
— Я рада, — продолжила она, — потому что мы ладим с Софи. Я переживала, что ты спутаешься с женщиной, которая мне не понравится. Тогда бы всем было плохо. А сейчас мы прекрасно проводим вместе отпуск. Если бы я осталась с тобой и мы поругались бы с нашими семьями, разве мы смогли бы так хорошо отдохнуть? И вообще, куда бы мы поехали?
— Куда угодно.
— Не впечатляет.
— Отпуск — это не самая главная вещь в жизни.
— Но очень приятная. И потом, теперь, когда я все там устроила, я слишком сильно полюбила квартиру в Нейи. Я бы с ума сошла, если бы там поселилась другая женщина. А Фабьен быстро нашел бы мне замену.
Я был побежден своей семьей, ее семьей и квартирой Фабьена. Стены, стоны и деньги. Я спросил Аннабель, почему в мае она согласилась переспать со мной.
— Я была в отключке из-за неприятностей с твоим братом. Я сама не знала, что делала.
Она засмеялась и сказала, что дурачилась: в сложившихся обстоятельствах она не могла оставаться одна ни физически, ни морально, и среди ее знакомых я был единственным нормальным парнем. Она мне снова сказала, как в самолете Будапешт — Париж, что ей было хорошо со мной. Во мне было что-то такое, что ее успокаивало, ободряло. Я думаю, что это была моя абсолютная и безответная страсть к ней. Что Аннабель не любила в Фабьене, так это то, что она его любила, что она любила во мне, так это то, что она меня не любила. Мой брат лишал еe свободы чувств, тогда как я их возвращал.
— А не слишком мучительно снова позволять себя трахать в задницу? — спросил я с пошлой иронией.
— Фабьен прекратил это. Он все прекратил. Мы больше не касаемся друг друга. И мне так больше нравится. Мне осточертела содомия. От нее слишком много осложнений.
Она резко поднялась, как будто сидение на стуле вызывало у нее неприятные воспоминания.
Каждый день перед нами стоял выбор: идти на пляж или загорать у бассейна. Фабьен и Софи были сторонниками пляжа, Аннабель и я предпочитали бассейн. Торговка сырами, как и мой брат, была склонна к фривольности, зрелищам, показухе — тогда как я разделял с Аннабель любовь к спокойствию, тишине и одиночеству. Как только речь заходила о глубинных вкусах каждого, то образовывались новые настоящие нары: Фабьен с Софи, Аннабель со мной. В «рейнджровере», который, как и мотоцикл, мой брат взял напрокат, Софи садилась рядом с Фабьеном, когда тот был за рулем, а когда машину вел я, Аннабель была впереди со мной. Мы считали, что таким образом мы разбивали пары, хотя все было наоборот.
* * *
Мать ребенка может подать иск на установление отцовства в течение двух первых лет жизни ребенка, и потребовать это должна была Аннабель, но на этом настаивал сам Фабьен. Они не расставались надолго во время ее беременности, всего лишь два или три раза. Это были разрывы, о которых я узнавал уже после их примирения. Из-за осторожности Аннабель или безразличия Фабьена? Софи ездила по несколько раз в неделю в Нейи. Она говорила мне, что вела с Аннабель беседы будущих мамаш, о которых она мне рассказывала все меньше и меньше. Еще они ходили вместе в кино и по магазинам. Они созванивались каждый вечер. Я слышал, как Софи разговаривала по полчаса с женщиной моей мечты. Я мало общался с Аннабель и практически всегда по телефону. Скоро мы вовсе прекратим видеться и разговаривать, тогда как моя супруга останется одной из ее ближайших подруг, но теперь она закрывается в комнате для разговоров с ней, чтобы якобы не стеснять меня, но делает это, чтобы не стесняться самой.
Они родили с интервалом в несколько часов 5 февраля 2005 года, в день торжественной закладки в Браззавиле первого камня в мавзолей Пьера Саворньяна де Бразза, в присутствии президента Конго Дени Сассу-Нгуессо, президента Габона Омара Бонго и президента Франции Жака Ширака. Позор, как говорил
