этим изменениям. Представление и реальность расходятся еще дальше. Такая ситуация может преобладать в течение длительного периода времени, что и происходило в Советском Союзе. И наоборот – крах советской системы может быть примером динамического дисбаланса.
Мы можем представить себе динамический и статический дисбаланс как крайние точки, в то время как состояния, близкие к равновесию, находятся где-то между ними. Мне нравится сравнивать эти три ситуации с тремя состояниями воды в природе – жидким, твердым и газообразным. Свойства воды в этих состоя-ниях весьма отличны, различно и поведение воды. То же самое относится и к мышлению участников. В том, что мы можем считать нормальной ситуацией, механизм двусторонней обратной связи, который я назвал рефлексивностью, не имеет очень большого значения; им можно пренебречь. Когда ситуация приближается или достигает условий, далеких от равновесия, рефлексивность становится чрезвычайно важной, и перед нами возникает некоторая последовательность подъемов и спадов.
БВ – Как провести границу между состояниями, близкими к равновесию, и состояниями, далекими от равновесия?
ДС – Это критически важный вопрос. Граница здесь размыта. Почти всегда существуют силы, которые могут привести нас к состоя-ниям, далеким от равновесного. Им противодействуют противоположно направленные силы. Обычно силы, действующие в противоположном направлении, побеждают, но иногда им это не удается. Именно в таком случае и происходит смена режима, или революция. Я особенно интересуюсь такими случаями. Но я сказал бы неправду, если бы утверждал, что у меня есть хорошо разработанная теория, способная объяснить и предсказать их. Я продолжаю исследования. Я могу добиться лучших результатов на финансовых рынках, чем имея дело с историей в целом, поскольку финансовые рынки – это гораздо более четко определенное пространство, а данные об их состоянии могут быть представлены в цифровом виде, они открыты и доступны.
БВ – Давайте сейчас поговорим о финансовых рынках. Можете ли вы пояснить вашу теорию последовательности подъемов и спадов?
ДС – Я попытался сделать это в Алхимии финансов, но, очевидно, мне не очень хорошо это удалось. В большинстве случаев ясно, что на рыночные цены влияют предпочтения участников. Если бы этим дело и ограничивалось, то все процессы были бы слишком очевидными, и не о чем было бы говорить. Процессы типа «подъем-спад» возникают только тогда, когда рыночные цены начинают влиять на так называемые «фундаментальные условия», которые, как считается, должны отражаться в этих самых рыночных ценах.
Вспомните примеры, которые я привел в книге. В период бума конгломератов сами конгломераты использовали собственные завышенные акции в качестве валюты для приобретения доходов, которые в свою очередь оправдывали такое завышение. В период бума международных займов банки использовали так называемые долговые рейтинги – то есть отношение невыплаченного долга к объему валового национального продукта или отношение затрат на обслуживание задолженностей к объему экспорта для определения платежеспособности стран-должников. Они считали такие «долговые рейтинги» объективной мерой, но оказалось, что на саму эту меру платежеспособности влияла деятельность этих же самых банков: например, когда они прекращали предоставлять займы, объем валового национального продукта падал, и т.д. Такая тесная взаимосвязь между так называемыми фундаментальными условиями и их оценкой возникает нечасто, но, когда это происходит, эта связь дает толчок процессу, который первоначально может быть самоусиливающимся, а в итоге становится самоуничтожающимся.
Обычно в процессе оценки возникает некоторая ошибка. Наиболее распространенной ошибкой является непонимание того, что так называемые фундаментальные ценности не являются независимыми от факта оценки. Именно это произошло в период бума конгломератов, когда рост доходов в расчете на акцию мог быть достигнут путем приобретений, а также в период бума международных займов, когда предоставление банками займов помогло улучшить «долговые рейтинги», которые банки использовали в качестве указания для предоставления займов.
Но так бывает не всегда. Японский земельный бум не был ошибкой. Это были сознательные действия, и они имели далеко идущие последствия, направленные на поощрение сбережений и снижение индивидуального жизненного уровня в интересах Японии в целом. Кажется, японцы использовали рефлексивность в качестве элемента политики. Вероятно, это произошло потому, что они опираются на иную интеллектуальную традицию. Манипулирование так называемыми фундаментальными ценностями представляется им естественным, в то время как мы полагаемся на «невидимую руку». Сейчас мы пытается подражать им. Мы делаем это как раз тогда, когда они запутались в паутине, которую сами же и сплели.
БВ – Следует ли рефлексивность заранее определенной модели?
ДС – Совсем нет. Но для того, чтобы стать заметной, она должна быть, по меньшей мере сначала, самоусиливающейся. Если самоусиливающийся процесс продолжается довольно долго, он может в конце концов стать неуправляемым, поскольку либо разрыв между представлением и реальностью становится слишком широким, либо предпочтения участников становятся слишком очевидными. Следовательно, рефлексивные процессы, которые становятся исторически значительными, как правило, бывают сначала самоусиливающимися, а затем самоуничтожающимися моделями. Именно это я и называю последовательностью подъемов и спадов. Рефлексивные процессы, которые компенсируют сами себя прежде, чем достигают масштабов бума, не становятся исторически значительными; тем не менее они могут происходить чаще, чем полномасштабные бумы, приводящие к кризису.
БВ – Существует ли конкретная модель последовательности подъемов и спадов?
ДС – Мне удалось описать такую модель, основываясь частично на наблюдениях, а частично на логических рассуждениях, но я хотел бы подчеркнуть, что в этом отношении не существует чего-либо определенного или обязательного. Прежде всего, процесс может прекратиться на любой стадии. Во-вторых, модели описывают некоторый изолированный процесс. В действительности же имеет место много процессов одновременно, взаимодействуя друг с другом и с последовательностью подъемов и спадов, они сопровождаются внешними потрясениями. Только в редких случаях реальный ход событий напоминает изолированную модель. Тем не менее модель отражает определенную последовательность стадий. Но невозможно говорить о модели подъемов и спадов, в которой ключевые стадии не сменяют друг друга в известной последовательности. Таким образом, если подобный процесс возникает, то его действительно можно рассматривать как определенную модель.
БВ – Что представляют собой эти ключевые стадии?
ДС – Обычно процесс начинается с возникновения некой тенденции, которая пока еще не распознается. Когда же она начинает распознаваться, то сам факт признания, как правило, усиливает эту тенденцию. В этой начальной фазе действуют доминирующая тенденция и предпочтения, они усиливают друг друга. На этой стадии мы еще не можем говорить о состоянии, далеком от равновесного. Равновесие нарушается только по мере развития тенденции. Тенденция начинает все больше зависеть от предпочтений участников, а предпочтения становятся все более преувеличенными. В этот период как предпочтения, как и тенденция могут неоднократно подвергаться внешним воздействиям. Если они выдерживают эти испытания, то дополнительно усиливаются. Так происходит до тех пор, пока они не становятся практически непоколебимыми. Этот период можно назвать периодом ускорения. Наступает момент, когда расхождение между представлениями и реальностью становится столь значительным, что участники начинают осознавать свою неправоту. Мы можем назвать л о момен-том истины. Тенденция может поддерживаться инерцией, но она уже не усиливается иллюзиями, так что в конце концов идет на спад – давайте назовем это периодом сумерек, или стагнации. В итоге потеря иллюзий, как правило, вызывает развитие противоположной тенденции, которая опирается на еще более сильные предпочтения; возникновение этой противоположной тенденции является поворотной точкой. Эта тенденция порождает противоположные предпочтения, вызывая катастрофическое ускорение, которое можно считать кризисом.
На схеме видно, что график подъемов и спадов несимметричен. Каждый этап начинается медленно и, постепенно набирая скорость, доходит до полной неуправляемости, за которым следует сумеречный период, а затем катастрофический кризис. После завершения этого процесса ни тенденция, ни предпочтения не остаются прежними. Процесс не повторяется. Происходит смена режима.
БВ – Удавалось ли вам выделить последовательности подъемов и спадов в истории так же
