Я жадно напилась прямо из-под крана, под их насмешливыми и враждебными взглядами. Вода текла мне в горло, заливала подбородок и грудь. Я с наслаждением глотала ее, одновременно изучая своими «антеннами» странное семейство. Оно мало-помалу успокоилось: старик привязал пса у сарая, мальчик уселся на крыльце, дурачок и малые дети исчезли. Обе женщины пошли в сад.
«Ну, ладно, — подумала я, — теперь я знаю дом и его обитателей, но неужели ОН живет здесь? Как это возможно — он такой утонченный, чистенький, любящий книги». Однако интуиция подсказывала мне, что я не ошиблась, — уж слишком велико было внешнее сходство, особенно с мальчиком.
Наконец я ушла. Взобравшись на холм, я все еще не решалась покинуть эти места и продолжала следить за домом. К счастью, с фермы меня видеть не могли, но… ОН оказался за моей спиной. Когда я это обнаружила, то вспыхнула от стыда так, что мне даже жарко стало. Но вместо вполне естественной досады я почувствовала себя почти счастливой. Он вежливо поздоровался на неожиданно чистом французском: «Здравствуйте, мадемуазель!», сурово и изучающе глядя на меня своими черными глазами. Потом прошел мимо, направляясь к дому. Я так растерялась, что даже не ответила. Встав на ноги, я кубарем скатилась с холма и побежала к Брильянту; конь выглядел слегка напуганным. Кто-то ходил вокруг него: я заметила на траве сосновые иглы и следы; а впрочем, может, это были мои собственные.
Я тронулась в обратный путь. Уж и не помню, как я доехала до дому, как расседлала Брильянта…
Я была взволнована и уязвлена.
Не хочу больше туда ездить! По крайней мере, в ближайшее время. Теперь я все знаю о нем. И знаю, что он не любит меня, не может любить. Сколько дней я неотступно думала о нем, лишь о нем! А он прошел мимо, НЕ УЗНАВ МЕНЯ, равнодушно. Нет, хуже того — вежливо!
И все же я туда вернулась. Ах, сколько же всего произошло сегодня!.. Я падаю от усталости, но знаю, что все равно не засну до утра, так переполняет меня счастье. Ведь это моя первая любовь! И такая сильная, крепкая, как скала; я знаю, что это навечно, да и может ли быть иначе! Кристофер, Кристофер, ты слышишь, я зову тебя! Как могли мы жить, не зная друг друга, не видя друг друга?! Но теперь наши жизни слились ВОЕДИНО.
Однако нужно все подробно записать.
Вернувшись с воскресной мессы, я взяла хлеба, сыру и стащила в саду несколько фиг, которые мои кузены все равно оставят гнить на ветках. Запихав все это в сумку, я торопливо вскочила в седло. Конь нервничал, а двойной гул Роны и проходящего поезда и вовсе напугал его. Я опасалась, что он понесет, и с трудом заставила его перейти на шаг, хотя и спешила. В лесу мне пришлось нагибаться, чтобы не задевать головой ветки, и все равно я подъехала к ферме вся исцарапанная и взъерошенная. Вообще-то меня мало волнует мой внешний вид, но все же я предпочитаю выглядеть хорошенькой и аккуратной, а не грязной распустехой. Но Бог с ним; главное, Я ВИДЕЛА ЕГО. Он вышел из дома, когда я проезжала мимо. Взглянув на меня, он спросил:
— Опять захотели пить, мадемуазель?
Я ответила:
— Нет.
— Может быть, вашей лошади нужно напиться?
— Для этого есть пруд.
— Он не годится, в воде полно лягушек. Вот наш водоем.
Мы подошли к водоему. Собака была привязана и даже не залаяла.
— Вы ездите совсем одна?
— Да.
— Здесь не часто можно увидеть всадников.
Вдруг он нахмурился и спросил:
— Эта лошадь ваша?
— Да, мне ее подарили к пятнадцатилетию. Два года назад… — добавила я поспешно.
— Я бы предпочел мотоцикл, — сказал он, как-то странно поморщившись.
Я была шокирована. Предпочесть мотоцикл чистокровной лошади!
И я заметила:
— Конечно, мотоцикл удобнее. Его можно держать и в сарае, и на улице, все равно где.
Он сдвинул свои густые черные брови (у меня они светлые, как и волосы) и бросил взгляд на дом:
— На следующий год мы его расширим, и тогда…
За окнами с наполовину задернутыми красными занавесками никого не было видно. Вокруг нас бродили куры и петух.
— Хотите посмотреть кроликов? — И он указал на огромную клетку с ячейками, от которой ужасно пахло. — А еще у меня есть улей возле пруда.
— Мне нужно ехать домой.
Но у него сделалось такое несчастное лицо, что я тут же соскочила с лошади и отпила глоток воды из-под крана. Это навело его на новую мысль:
— Может, войдете в дом и выпьете кофе?
Крайне удивленная, я ответила согласием. В кухне не было ни стариков, ни дурачка, ни малышей. Верно, они спали. Женщина, довольно молодая, спустя несколько минут поставила на стол большой кофейник и две чашки. Она смотрела на меня с испуганным любопытством. Потом спросила:
— Вас как зовут?
Я назвалась вымышленным именем. Почему? Не знаю, я сделала это инстинктивно, не раздумывая. Может, это была забота о репутации? В здешних краях много злых языков. Но нет, главной причиной было другое: эта женщина, ЕГО МАТЬ, слегка пугала меня. У нее пристальный, пронизывающий взгляд, и тем не менее она явно робеет перед своим сыном, который разговаривает с нею, как со служанкой. Затем она оставила нас вдвоем; мне хорошо было сидеть в уголке, за столом, глядя на Кристофера, — я слышала, как мать назвала его этим именем. Я спросила:
— А как ваша фамилия?
Он сказал; это была фамилия, распространенная в наших краях. Я выпила кофе, который показался мне необыкновенно вкусным, хотя, наверное, был разогрет. Мать Кристофера вернулась в кухню, она принесла нам свежие орехи и темно-красные яблоки. Я развернула свои скудные припасы. «Если бы они знали, — думала я, — если бы они знали, как мне иногда голодно дома!»
Потом Кристофер проводил меня в лес, к пруду, где мы увиделись в первый раз. Он вел в поводу моего коня. Я заговорила о сернистом источнике. Он прекрасно помнил эту историю. Перед тем как расстаться, я сказала:
— Кристофер, забудьте имя, которым я назвалась (мне было стыдно за свою ложь). Извините меня, но забудьте его.
— Тогда забудьте и вы мое! — резко ответил он.
Он казался серьезным, но ничуть не рассерженным.
— Ладно, значит, обойдемся без имен! — решила я.
— Нет, я придумал для вас имя, сразу же, как увидел.
— Какое?
— Речка.
Я улыбнулась:
— Хорошо, тогда я буду звать вас Лес.
И мы взглянули друг на друга. Он обнял меня, сильно прижал к себе (никогда не думала, что тело юноши может быть таким твердым), но не поцеловал и побежал прочь.
С тех пор я его не видела. «Он в Бриге», — сказали они мне. Старик с неприятной жадностью
