пришёл. Или думал, я тебя на соколиную охоту зову?
-- Гонец твой толком ничего не сказал.
-- Конечно. И не знал. Мало ли где его голова разговаривать станет. Людей у тебя мало, но это и к лучшему - тихо пойдём. Ни курских, ни северских не напугать. Ковуи тоже будут тихо сидеть.
Значит -- не Киев. Значит -- Чернигов. Это тоже... Но - можно. И откусить, и прожевать. И с ковуями - это хорошо. Ковуи еще один народ, что лёг под Русь. Вояки они похуже моих кыпчаков. Но вот догнать - могут. Кони у них такие же. Легко с добычей не уйдёшь. А задержишься - и княжья дружина подойдёт. А те - тяжёлые, бронные. Э-эх... У кыпчаков немало бронных воинов. Кто с Аепой ходил - в русских доспехах щеголяют. Кто с Атраком ушёл в Грузию - в грузинских, персидских, сельджукских. Пять тысяч кыпчаков служило в гвардии Давида-строителя. Всех одели в броню. А вот у Боняка... Всех доспехов в орде - что от деда осталось, да что отец сумел по дороге во время бегства не растерять.
-- А торки с Баруча?
Торки сидят по обе стороны Днепра. Большая часть - на Роси. Но есть и левобережные.
-- Вот об этом, хан, я и толкую. Идти надо тихо. Чтобы ни Переяславский Василько, ни сами кияне даже и подумать не могли. И северских с курскими не испугать. Тихонько. По краю. Крепость на границе мои люди возьмут - ход через порубежье тебе откроют. Но - ничего не жечь. Живым никого не оставлять. Бегом прямо к Десне. Оттуда к Чернигову.
-- Что получу?
-- Все что увезёшь. Кроме князей, церквей и моих людей. Без моего серебра.
-- Или серебро - или церкви.
-- Церкви, хан. Серебро мне для других дел надо.
Ох чувствовал, ох знал. Изя брешет. Но насколько? А мне, собственно, Чернигов и не нужен. На стены лезть - пусть русские дураки лазают. Дружина... Киевская - 6-8 сотен конных бронных. Но её нет. Ополчение киевское - тысяч до восьми. Не будет. А в Чернигове? Своих гридней у Свояка сотни две-три. Но он их в поле не выведет. Иначе Изины люди город сдадут. Ополчение он тоже собирать не будет. А то первыми соберутся Изины 'должники'. Как полки на поле боя от одного князя к другому, к врагу его, переходят - по братцу своему Игорю хорошо знает. Будет сидеть в городе и ножкой топать. А мы на стены не полезем. Мы - половцы. Наше дело - поле. Что легко взять, приторочить, что само бежит. На двух или четырёх ногах.
И Десна. Давненько наши там не гуляли. Богатую добычу можно взять. А еще - броды, переправы, дороги. Интересно было бы на ту сторону сбегать. Уже всерьёз. Но это после.
-- Алу, мальчик мой, отдай эту ленточку сеунчею. Пусть скачет к сыну моему Алтану и скажет, что бы тот шёл со всеми сюда.
-- Значит, по рукам, хан Боняк Бонякович?
Изя хочет отомстить, хочет залезть на Черниговский стол, потом - на Киевский. Повыше. Самым главным. Изя хочет власти.
А мне власть не надо. Мне просто надо сохранить свой народ. Я - хан. Народ служит хану, хан служит народу. Если хан служит плохо... в орде скоро становится новый хан. Моё дело - думать о моем народе. Чтоб был хлеб, чтобы кормить людей. Чтобы был скот, который можно доить и кормить детей, и резать, чтобы у людей было пропитание. Чтобы было чем обернуть животы и накрыть плечи взрослых и детишек. Чтобы были бабы и умножался мой народ. Чтобы не стали пылью степной, чтобы жили 'аки птицы небесные'. Придётся идти воевать. Жечь, резать, грабить. Всякое дело надо делать хорошо. И я, хан Боняк, буду жечь и резать хорошо, правильно.
-- По рукам, князь Изяслав Давидович.
Мы еще немного поговорили о месте и времени встречи. Потом Изя ускакал, а в юрту сунулся Алу:
-- Ата, возьми меня с собой.
Эх, сынок. Ты еще мал, тебе еще рано резать братьев и сестёр твоей матери. Не потому, что они родня тебе. Просто саблю не подымешь.
-- В следующий раз, сынок.
-- А подарки привезёшь? Я хочу саблю, коня, седло и наложницу.
Настоящий воин растёт: сначала - сабля. Наложницу ему еще рано, просто на старших братьев смотрит. И нет и мысли о том, что поход может быть неудачным, что нас могут побить, что я могу погибнуть... Хорошо, когда есть в кого можно так верить. Хорошо, когда есть кто-то, кто так верит в тебя.
-- Посмотрим, сынок. Сначала - поход. Потом уж подарки.
Целый день мы тряслись на телеге. Я валялся сзади и пытался найти хоть какой-то выход. Полная прострация. Особенно после того, как Фатима привязала ремнем за щиколотку к заднему борту телеги. Ага, 'привязали и вилки попрятали'.
Я так помню, что вокруг Чернигова должно быть полно болот. Где-то от устья Десны начиная. Там меня и утопят. Но возница вскоре повернул от Днепра. Броварской лес. Охотничьи угодья киевских князей. Где-то здесь лютый зверь вспрыгнул Мономаху на бедра и свалил его вместе с конём. Здоровенный волчище, наверное, был. Фатима несколько поуспокоилась. Но - бдит. А я пытаюсь дремать. Никогда не пытались вздремнуть на полупустой телеге? Не на возу с сеном, который идет шагом, а именно на телеге, которая идет пусть и не быстрой, но рысцой? И не пытайтесь.
К вечеру Фатима снова озверела. Может от жары, может от тряски. Начала цепляться к встречным- поперечным. Перемог от греха подальше не стал на постоялый двор - съехали в лес у ручейка. Быстренько перекусили уже в темноте, легли. Мы с Фатимой под телегой, Перемог в стороне у коней. Меня она снова за ногу привязала. Теперь к колесу. Я сразу заснул. И довольно быстро проснулся. От Фатимовой руки у меня в штанах. Я, было, дёрнулся - фиг. Руки связаны над головой и тоже к колесу. И эта... - полицейский гаремный, навалилась грудью, дышит в лицо лучком с сальцем, которым мы ужинали, и спрашивает:
-- Нравится? А вот так?
Господи, ну почему тут так много желающих открутить мне яйца? Это же не шурупы, в конце-то концов! Больно же. Откуда такая тяга к резьбовым соединениям при их полном отсутствии? Я понимаю - дикое средневековье. Язычество еще тока-тока... Со всеми своими культами женского плодородия и мужской силы. А Фатима вообще большую часть жизни в гареме прожила, где все-все только вокруг этого крутится. Но нельзя же...
Тут она задрала мне подбородок и начала кусать горло. В порыве страсти. Грёбанный факеншит! Мне еще и вампир подтележный достался! И помнёт, и понадкусывает. Спас ошейник. Кожу на нем она прокусила, а вот цепочку железную... Оказывается, и от 'холопской гривны' польза есть. И тут до меня дошло: у бабы просто снесло крышу.
Это сладкое слово 'свобода'... Все жизнь она была бабой. Причём не женой, не наложницей даже, а служанкой общегаремной. Рабой. Общего подчинения. Да еще и калеченой. 'Фараоново обрезание'. А тут стала, хоть на минуточку, мужем. Свободным, оружным. И у неё в подчинении, в рабстве - её недавний господин. Перед которым она сама добровольно гнулась и прогибалась. Заискивала. Да, я не просил, не мучил, не неволил. Она сама меня господином назвала. По своей воле. По своей рабской воле. Из собственного особого желания прогнуться и пресмыкнуться.
А вот теперь она со мной может все что хочет. Сделать. Тоже -- по собственному желанию. Но не рабскому, а как-бы господскому. И в моем лице - сделать со всеми прежними своими хозяевами. Особенно - мужчинами. Сделайте из бабы мужика хоть на несколько дней, она сдвинется и будет мучить всех, до кого дотянется. Мстить за свою... женственность.
А она мнёт все круче. Ну и... пролилось. Я думал - она отпустит наконец все это моё
