выдала: 'не мне, боярыне смоленской, за простолюдьем миски мыть'... Пришлось отвести её в сторонку и напомнить. И клятву её, и игры ее недавние, и... иррумацию. Дальше пошёл обычный для подобных ситуаций дамский комплект: 'Ванечка, да я... да для тебя... да по первому слову. А вот они... такие-сякие... и к тебе плохо... а ты...'. Использование женщины в качестве секретного оружия для разрушения сплочённого и боеспособного мужского коллектива описано, по-моему, еще в Рамаяне.
Наконец, просто посреди очередного утра, Могут сказал, глядя на очередную речку: 'Вот она, Угра ваша'. Ура! Ну и? Жилья нет, спросить не у кого, указателей... - аналогично. А по цвету воды... Николай сразу спорить стал. А куда идти? Вверх, вниз? Нашли тропинку, пошли вниз и выскочили к маленькой веси на два дома. Собаки лают, ворота запирают... Тут Марьяша с коня как заорёт: 'Дед Пердун! Дед Пердун!'. И - вперёд скакать. Хорошо, она верхом толком ездить не умеет - успел кобылку её перехватить за узду. Из-за забора борода высунулась:
-- Эт хто такие поносные слова говорит-ругается?
-- Это я, дедушка, Марьяша. Акима Яновича Рябины дочка.
Ну, тут ворота настежь. Поклоны-обнимания, смех да слезы. Выясняется, что дед этот по прозванию Перун (буковку 'д' уже здесь добавили) тоже служил в одно время с Акимом Рябиной. Потом вот здесь поселился. До Рябиновки - усадьбы родительской еще вёрст семь. Как дед не уговаривал остановиться, с дороги отдохнуть, домашнего отведать, у Марьяши уже 'береста в заду горит' - поехали.
Она вся аж светиться: 'Вот тут роща берёзовая. Я тут с мамкой подберёзовики брала. Вон плёс речной - там мужики во-от такую щуку словили'. А остальная команда как-то приуныла. Квест наш кончается и непонятно что дальше. Все-таки вёрст через пять сделали остановку - кони пристали. Я в кусты отошёл, вроде бы по нужде. И в дупло старой берёзы узелок с княжнинскими подарками закинул. Вернулся назад, Могут так внимательно оглядел меня. Пришлось ему персонально:
-- Видел?
-- Ну.
-- Забудь. Тронешь, возьмёшь, хоть кому скажешь - и твоя, и моя головы повалятся.
Выбрались, наконец, к Рябиновке, к усадьбе родительской. Хорошую Аким усадьбу отгрохал. И место удобное, и размер приличный, и подходы... чтоб если кто - то не вдруг.
Начали к воротам подъезжать, там народ какой-то маячит. Вдруг Марьяша вскрикнула и с коня сползать начала. Мы с Могутом её еле подхватить успели - назад всаживать да по щекам хлопать, чтоб хоть глаза открыла. Открыла:
-- Се муж мой. Хоробрит Смушкович. Там вон стоит. Живой.
Вот те раз... Абзац подкрался незаметно. У нас же все было обговорено по вдовьему положению Марьяши. Все планы... 'Ни один план действий не выдерживает столкновения с действительностью'. Таки- да.
Тут от ворот, от мужчин, что там кучкуются, вылетает мальчишка и с криком: 'Мама! Мама!' кидается к нам.
Марьяша с сыном обнимаются, целует его, плачет. Тут и мужики подошли. Марьяшу на ноги подняли, она снова на колени падает, в ноги одному из мужиков: 'Ой же муж ты мой единственный, радость моя светлая, богом данная, церковью венчанная. Изболелася душа моя, по-разорвалось серденько...Ой да не ждала я, не надеялась, слезы лила - глаза выплакала...'.
Муж её, Храбрит этот, жену поднял, поздоровался, в уста ее сахарные поцеловал. И повёл в усадьбу. И нам махнул - давай следом.
А мужик и вправду - видный. Лет тридцать, светловолосый, широкоплечий, высокий, лицо чистое. Борода лопатой. Ну и ладно, идём внутрь. Коней поставить, барахло разложить. Будем решать проблемы по мере их... актуализации.
Усадьба у Акима не то что бы богатая, но крепкая. И посажена правильно: на невысоком холме, который речка обтекает. С двух сторон - река. Невелика речка, а все же метров 8-10 в ширину наберётся. И в глубину - 'вам по пояс'. А еще дно илистое да с ямами. Чуть жара спадёт - лезть туда никому не захочется. А вот рыбка там точно есть. Вон и круги расходятся. И лодки перед воротами на склоне лежат. И сети в стороне на кольях сушатся. Ворота в усадьбу - с нашей стороны и хорошо видны. А сзади усадьбы, с третьей стороны, видна полоса кустарника, похоже - под тем склоном ярок заросший. Вроде большой дренажной канавы. Влево к лесу уходит. За канавой этой - луг болотистый. И с этой стороны канавы - болотина. Четвёртая сторона. Почти до самой реки. Только неширокая полоса сухого остаётся, вдоль самого берега.
А по кругу плоской вершины холма - тын. Серьёзно сделано: брёвнышки в три мои ладони шириной, высотой Могутке в два роста. Поверху заострённые, дёгтем чёрным промазаны и корой привязанной прикрытые. А перед частоколом, на шаг отступя, чистый травяной склон начинается. Не велик, но крут. Кустов нет - значит чистят. Всяких построек: срубов-омшаников-сараев возле усадьбы нету. Слева у леса на опушке что-то такое есть, но далеко. И вообще - видно профессионального воя. Который и чужие крепости брал, и свои защищал. Маленько усадьба до крепостицы не доросла. Нет крыши над частоколом. Моста откидного перед воротами. Хотя он и не нужен: идём поперёк крутого склона вдоль частокола. Врагу придётся бежать под обстрелом со стены да по косогору. 'Не ходи по косогору - сапоги стопчешь'. Тебе-то что - закопали и ладно. А победителю твоему - твои сапоги носить, свои ноги кривить.
Башен нет, ни угловых, ни воротной, ни центральной, которые в Европе называют 'донжон'. Ну так здесь и не баронский замок, и даже не селище большое, а просто усадьба зажиточного человека из служилых людей. 'Житьи люди' - мелкие землевладельцы. Уже не смерды, еще не бояре. Могут им указать подати платить, могут - бойцов выставлять. А могут - и то, и другое. Государство всегда самую большую нагрузку на средний класс нагружает. С бедняка взять нечего, с богатого - не получится.
А что у них внутри?
Опа, а терема-то нет. Я как-то после Степанидова подворья с трёхэтажным посередине, был уверен, что раз боярская усадьба - значит должен этот 'костёр приготовленный' стоять. Ан нет. Даже подклета нет. Больше похоже на помещичий дом века восемнадцатого-девятнадцатого. Только бревенчатый. Русь Святая, одноэтажная. Как Америка. Или потому что недо-бояре, или просто в сельской местности цены на землю ниже. Здесь хозяйский дом вправо сдвинут. Ну и правильно - к реке ближе. И убегать легче, и тушить... Опять не так. Тушить будут из колодца. Вот где центр двора. А слева по кругу сенник, хлев и овчарня, сарай дровяной, конюшня, еще сенник, амбар здоровенный. Перед амбаром место такое... земля убитая. В смысле - утоптанная плотно. Ток. Токовище.
'Глухари на токовище
Бьются грудью до крови...'.
И зря. Не на том току бьётесь, господа из рода тетеревиных, отряда курообразных. На глухарином току весь бой - до подхода охотников. А на этом току не глухари бьются, а зерно из колосьев выбивают. Палками такими - цеп называется. Офигительно утомительное занятие. А потом вот это все, сильно побитое, подбрасывается в воздух, и происходит процесс отделения полезного продукта - зерна, от полезного, но другого - мякины. Той самой, на которой - не проводят. 'На мякине не проведёшь'. Почему именно мякина такая... диэлектрическая? Или это имени всероссийского полупроводника Ивана, извините за выражение, Сусанина? Который поляков проводит. Но только в одну сторону. Непонятно.
Процесс называется -'провеевание'. Во какие слова у меня выскакивают. Из закромов. Наверное. Одно непонятно - если вокруг такой забор высокий, то откуда ветер? Ладно, осенью поглядим. Если доживём. А смысл во дворе это делать есть - мякина разлетается, но в границах - по всему двору. Её собирать не надо - поскольку вон птички голенастые бегают. А вот тут у ворот и курятник есть. Определяется по хорошо знакомому запаху свежего птичьего... В Юлькиной избушке я уже наловчился по запаху различать - у какой из птичек несварение желудка сегодня. Мда... Кто-то нынче в Юлькиной избушке живёт? Или так стоит, пустая?
У задней стены шесть изб поставлены в ряд. Не за частоколами-заборами, а так - плетень. Палисаднички и там кое-какие дворики. С сараюшками и нужниками местного значения. Детишки там видны. И поросята. Правильно. Сам двор сухой и чистый, а в этих... приизбянных загородках и лужи есть. В самом углу слева... Это, наверное, кузня. Судя по угольным следам на земле. А уголёк здесь, как я помню, не антрацит донбасский, а совершенно древесный. Дерево, пережжённое без доступа воздуха. Главное свойство - не содержит серы, в отличии от каменного угля. К веку семнадцатому, когда железо будут
