навеки остаться двадцатичетырехлетней; за Ричарда Вэндерпола, которому никогда не исполнится двадцать один; и, конечно, за Эстреллиту Риверу, навсегда оставшуюся семилетней.
Глава вторая
Шестой полицейский участок располагался на Западной Десятой улице. Эдди Келера я застал в его кабинете за чтением каких-то отчетов. Мое появление его ничуть не удивило. Отложив бумаги в сторону, он кивнул на стул напротив себя. Я уселся и потянулся через стол пожать ему руку. При этом две десятки и одна пятерка перекочевали из моей ладони в его.
— По-моему, тебе не мешает купить новую шляпу, — небрежным тоном заметил я.
— Это точно. Вот от чего никогда не отказываюсь, так это от новых шляп. Как тебе Хэннифорд?
— Бедняга! Он в полной растерянности.
— Еще бы! Все случилось так быстро, что он никак не может прийти в себя. Такое любому трудно переварить. Фактор времени — великая вещь. Прошла бы неделя, месяц в конце концов; дело дошло бы до суда, а разбирательство может иногда длиться целый год или того больше. Вот тогда ему было бы легче свыкнуться с тем, что произошло. А тут — бац-бац, одно за другим: мы упрятали убийцу за решетку, прежде чем Хэннифорд узнал, что его дочь мертва. Дальше — больше. Не успел он глазом моргнуть, как парень взял да и повесился. Так что Хэннифорд просто не успел очухаться. — Келер бросил на меня задумчивый взгляд и добавил: — Как я понимаю, ты вытянул из старика кругленькую сумму, а?..
— Почему бы и нет?
Он выудил из пепельницы окурок сигары, сунул его в рот и закурил. В сущности, он мог позволить себе распечатать новую сигару. Шестой участок всегда был завален делами, а Келер занимал неплохую должность. И к тому же непыльную. Вполне мог Хэннифорда отправить домой, а не давать мои координаты в надежде получить от меня двадцать пять долларов. М-да, от старых привычек не так просто избавиться.
— Возьмись за дело, приятель, порыскай по окрестностям, порасспрашивай соседей погибшей. Словом, раскачай Хэннифорда на сотню-другую за день, да еще приплюсуй дополнительные расходы. Тебе ведь ничего не стоит за пару часов выполнить работу, на которую у других требуется не меньше месяца. Не мне тебя учить.
— Я бы хотел просмотреть дело Венди, если ты не против, — сказал я.
— К чему тебе рыться в бумагах, Мэт? Ничего нового ты там все равно не обнаружишь. Мы закрыли дело, не успев толком его открыть, сам понимаешь. Надели на парня наручники еще до того, как выяснили, что он натворил.
— Люблю соблюдать формальности.
Глаза его сузились — совсем чуточку. Возраст у нас почти одинаковый, но я в свое время ушел в армию, а когда сменил форму на штатское, он уже заканчивал полицейскую академию. Сейчас Келер выглядел намного старше меня: щеки одрябли, да и двойной подбородок наметился. Сидячая работа тоже сделала свое дело — я заметил, что он стал раздаваться вширь.
Надо сказать, выражение его глаз не пришлось мне по душе.
— Пустая трата времени, Мэт. Зачем тебе это?
— Будем считать, что такой у меня метод работы.
— Но ты же знаешь: папки с делами разрешается давать в руки только правомочным сотрудникам полиции.
— Знаешь, — сказал я, глядя в потолок, — лучше в своем гардеробе иметь две шляпы. Кстати, еще я бы хотел переговорить с офицером, который произвел задержание.
— Ладно, это можно устроить. Я сведу вас вместе, а там уж его дело — отвечать на твои вопросы или нет.
— Естественно.
Через двадцать минут я остался в его кабинете один. Мой бумажник полегчал еще на двадцать пять долларов, зато теперь передо мной на столе лежала желанная папка. Совсем тоненькая, она не стоила таких затрат, да и подколотые в ней материалы содержали мало нового.
Я внимательно прочитал отчет дежурного полицейского патрульного Льюиса Пэнкау, время от времени возвращаясь к самому началу: «Продвигаясь в западном направлении по обычному пешему маршруту…» — а потом к последнему абзацу — «…и подозреваемый был мной задержан и доставлен в тюрьму для заключения под стражу». Полицейский жаргон воистину неистребим.
Снова перечитав рапорт Пэнкау, я сделал кое-какие пометки в своем блокноте. Если перефразировать его сообщение общепринятым человеческим языком, дело обстояло следующим образом. В восемнадцать минут пятого Льюис, проходивший по Бэнк-стрит, услыхал какие-то крики, и тут же к нему подбежали двое прохожих, сообщившие, что по Бетьюн-стрит носится какой-то безумец в окровавленной одежде. Пэнкау обежал вокруг ближайшего дома и на указанной улице обнаружил «означенного нарушителя, личность которого была установлена на месте. Одежда Ричарда Вэндерпола, проживающего в доме 194 на Бетьюн- стрит, находилась в беспорядке и была покрыта красной жидкостью, по виду напоминающей кровь. Означенный Вэндерпол выкрикивал нецензурные выражения и демонстрировал прохожим интимные места».
Пэнкау вполне благоразумно надел наручники на нарушителя общественного порядка и, выяснив его адрес, отвел подозреваемого в квартиру, в которой тот проживал совместно с Венди Хэннифорд, где и нашел хозяйку, «по всей вероятности, убитую; без одежды, с глубокими ранами на теле, нанесенными каким-то острым орудием».
Затем Пэнкау позвонил в отделение, и закрутился обычный полицейский маховик. Прибывший на место происшествия медик подтвердил предположение Льюиса — Венди была мертва. Фотографы сделали пару снимков забрызганной кровью квартиры и великое множество снимков тела.
По фотографиям трудно было судить о том, как Венди выглядела при жизни. А умерла она от полной потери крови. Права была леди Макбет: никому не дано угадать, сколько крови может потерять человек, умирая. Иногда от прямого попадания ломом в сердце на рубашке выступает лишь крохотная капелька. Вэндерпол, однако, искромсал грудь и бедра девушки, перерезал ей горло — словом, труп несчастной буквально плавал в луже крови.
После фотографирования тело увезли для проведения вскрытия. Этим малоприятным делом занимался некий доктор Джейнчил из отдела судебной медэкспертизы. В его подробном отчете сказано, что жертва — белая женщина, двадцати с небольшим лет; незадолго до смерти вступала в половые сношения обычным и оральным способами; ей были нанесены двадцать три раны острым предметом, предположительно — бритвой, колотых и рубленых ранений не обнаружено, что и навело его на мысль о бритве. Далее шел добросовестно составленный перечень полностью или частично перерезанных вен и артерий. Отчет завершался утверждением, что смерть наступила около четырех часов дня, плюс-минус двадцать минут, причем судмедэксперт совершенно исключал возможность того, что погибшая сама могла нанести себе эти раны.
Молодчина, подумал я, какая твердая позиция по последнему пункту!
Было в папке еще несколько бумажек, несущих отрывочную информацию, из которой в конечном итоге складываются официальные рапорты различных отделов нашего ведомства. Например, документ о том, что на следующий день после ареста заключенный предстал перед судьей, коим ему было официально предъявлено обвинение в убийстве. В короткой докладной записке называлось имя назначенного судом общественного защитника. И самой последней лежала справка о том, что Ричард Вэндерпол был найден в своей камере мертвым и случилось это в седьмом часу утра в субботу.
Со временем папочка потолстеет. Дело-то закрыто, но досье все равно будет увеличиваться, расти в размерах, совсем как ногти и волосы у покойника. Еще напишет свои показания тот охранник, что первым обнаружил повесившегося на радиаторе парового отопления Вэндерпола. Внесет свою лепту и врач, констатировавший его смерть, и еще один эксперт, вызванный охранником, поведает миру, что орудием
