За обедом они мало говорили о Ле-Мане, о Франке, Танаке и других. Речь шла о спорте вообще и о футболе в частности.
Сен-Жюст заставил Кандидо разговориться. Он изучал его, рассматривал. У него возникла мысль, ко торую ему совсем случайно подсказал Гонин, когда спросил, не собирается ли он взять португальца в ка честве стажера.
Он прекрасно понимал — и Риотт прямо напомнил ему об этом, — что силы, которыми он располагал, были недостаточны в борьбе с бандой преступников. И он подумал, что Кандидо был бы надежным и полезным помощником в начавшейся операции.
Слушая Кандидо, он размышлял: «Этот парень, безусловно, умен. Жизнь не была с ним ласкова. Нужно ему помочь, чтобы он смог в будущем заняться каким-то интересным делом. Нужно повидать папашу Дюброя и организовать это».
Но в то же время, если бы он взял на работу Кандидо, это вызвало бы в газете разговоры. Пожатием плеч он отвел этот аргумент. «Надеюсь, что мне удастся убедить Эстева». Однако, чтобы не вызвать у Кандидо разочарования в случае всегда возможной неудачи, он предпочел не раскрывать своих планов.
«Красный шар» был отличным бретонским рестораном. Рыба была свежая, масло соленое, а сидр искристый. Время там летело незаметно, как всюду, где жизнь приятна.
Сен-Жюст подал сигнал к отправлению, услышав как большие настенные часы пробили девять часов.
Вокзал находился в двух шагах, по ту сторону улицы. Кандидо исчез в наступившей темноте, а Сен- Жюст сел на мотоцикл и поехал домой. От вокзала Монпарнас до улицы Орфила возле Пер-Лашез даже на мотоцикле путь неблизкий. Тем более, что Сен-Жюст, воспользовавшись хорошей погодой и свежестью майского парижского вечера, поехал окружной дорогой.
Было уже десять часов, когда Пьер выходил из лифта на своей площадке. Он услышал, что в квартире звонит телефон, и заторопился. Когда он поднял трубку, холодный и безликий голос спросил:
— Это господин Пьер Сен-Жюст?
— Да.
— Говорят из больницы Лаенек. Мы звоним по просьбе одного из наших больных, господина Алазара.
— Господина какого?
Голос повторил:
— Господина Алазара.
— Вы, наверное, ошибаетесь, — сказал Сен-Жюст.— Я не знаю никакого господина Алазара.
Голос переспросил:
— Вы действительно господин Сен-Жюст, журналист из газеты «Суар»?
— Да, ну и что?
— Я не в курсе дела. Соединяю вас со «скорой помощью». Это они просили вас вызвать. Может быть, они лучше объяснят вам, в чем дело.
Раздалось несколько щелчков, и новый голос вновь спросил его, действительно ли он Пьер Сен-Жюст. Услышав подтверждение, голос продолжал:
— Это говорит дежурный «скорой помощи». Молодой португалец, на которого налетела машина, просил позвонить вам.
Сен-Жюст сразу же подумал о Кандидо и спросил с беспокойством:
— Его зовут Кандидо?
— Да, — ответил дежурный. — Его зовут Кандидо Алазар.
Сен-Жюст вдруг отдал себе отчет, что никогда не спрашивал у молодого португальца его фамилию, и торопливо спросил:
— Он серьезно ранен?
— Нет, не думаю. Он получил сильный удар в голову и только что пришел в себя. Но мне кажется, что повреждений черепа нет. Тем не менее мы будем делать рентгеновский снимок. Остальное — пустяки. Несколько синяков на теле.
— Я сейчас буду! — крикнул Сен-Жюст и бросил трубку.
X
Если час назад Пьер неторопливо ехал, возвращаясь домой, то теперь летел на предельной скорости в больницу Лаенек. К счастью для него и для пешеходов, которые могли бы оказаться у него на пути, в этот час парижские улицы были почти пусты.
Приехав, он соскочил с мотоцикла и оставил его на тротуаре улицы Сэвр между двумя машинами.
В больницу вели старые ворота, выглядевшие очень мрачно. «Прямо как вход в тюрьму», — вздрогнув, подумал Сен-Жюст.
Он попал в точку. Дежурные у дверей фанатично соблюдали правила, которые наверняка знали наизусть. Пьер нервничал все больше, а они лишь угрюмо твердили:
— Посещения в этот час запрещены.
Потребовалось десять минут переговоров и кисло-сладких слов, чтобы один из швейцаров удосужился отправиться в «скорую помощь».
Прошло еще десять минут, прежде чем он вернулся. Эти десять минут Сен-Жюст провел в подворотне — ему даже не предложили войти, — нервно шагая и обкусывая ногти. Конечно, дежурный, с которым он говорил по телефону, успокоил его, но с врачами нужно всегда быть настороже. Вернувшийся швейцар сказал Пьеру, что тот может пройти к дежурному. Произнес он это таким тоном, словно полученное разрешение было величайшим преступлением.
Дорогу Пьеру указали настолько туманно, что он заблудился и попал в родильное отделение, где, к счастью, веселая нянечка указала ему правильный путь.
Наконец он добрался до «скорой помощи». «Право же, не стоит болеть», — вздохнул он, открывая дверь.
Дежурный врач, маленький и толстенький, был приветлив.
Он успокоил Сен-Жюста.
— С вашим другом ничего страшного. Только что сделали снимок, и никаких повреждений черепа не обнаружено. Сегодняшнюю ночь мы продержим его под наблюдением, и, если все будет хорошо, он сможет покинуть больницу завтра утром, самое позднее — после обеда. — Врач улыбнулся. — Он унесет с собой огромную шишку, несколько царапин и синяков. Ваш приятель счастливчик!
Сен-Жюст поинтересовался, как все это случилось. Дежурный сделал неопределенный жест:
— Полицейские, которые его привели, ничего толком сказать не могли. Да это и не мое дело. Какой- то лихач, который мчался сломя голову по улице Мэн, сшиб вашего друга, когда тот переходил дорогу. Большего я не знаю. — И он добавил, повернувшись к палате, где лежали больные, отделенные друг от друга тонкими перегородками:
— Но, может быть, ваш друг сам расскажет вам подробнее. После двадцатиминутного нокаута он пришел в себя. Я дал ему успокаивающие пилюли, и он не слишком страдает.
Когда Кандидо увидел Сен-Жюста, он радостно улыбнулся. Голову его украшала огромная повязка, — единственный видимый признак ранения. Пьер успокоился. Врач не обманул его.
Указывая на свою постель, на узкое пространство, где она стояла в этой огромной мрачной комнате, молодой португалец заметил не без юмора:
— Здесь, конечно, потеснее, чем в отеле «Авианосец» и тем более в «ПЛМ».
Потом он поведал свою историю Сен-Жюсту:
— Я боялся опоздать на поезд и перебегал улицу.