— Отправил. Как же иначе? Потом понял, что зря не верил в Кларка. Великий бегун был.
— Нет, только Исаич знал. Не хотелось устраивать лишнего звона. Тем более понимал, что в спорте всякое бывает. Целый сезон был еще впереди.
— Не слишком напряженный. Я сам его регулировал. В кроссах участвовать не стал. Проверил себя на зимних соревнованиях в Каунасе — «тройку» пробежал по очень короткой деревянной дорожке за 8.18. Потом выиграл весенний матч в Минске — показал на «пятерке» 14.08,0. Был вторым на отборочных соревнованиях в Риге, вслед за эстонцем Мартом Вильтом.
В конце июня меня пригласили на международные соревнования в Цюрих. Брумеля, Тер-Ованесяна и меня. Четвертый — Исаич. Это были очень важные для меня соревнования. В них приняли участие все, как считали, основные претенденты на олимпийские медали — мировой рекордсмен Кларк, французы Мишель Жази и Мишель Бернар, которые в 63-м выиграли у нас на Мемориале Знаменских, мировой рекордсмен бельгиец Гастон Рулантс.
Перед разминкой подошел ко мне Кларк. Черноволосый, довольно высокий для стайера и плотный. Поблагодарил он меня за телеграмму. «Я, — говорит, — был приятно удивлен. У нас так не принято». Франц Черван переводил, югославский стайер. Он тоже в этом забеге участвовал. Потом во время разминки Черван спрашивает, сколько собираюсь показать. «13.50», — говорю. Черван засмеялся: «Невозможно. У тебя в Минске, — говорит, — было 14.08. Не готов ты на 13.50».
Разминка кончается, смотрю, он уже с Кларком беседует. И снова ко мне: «И Кларк не верит в 13.50». Ладно, думаю: я ему не верю, он — мне, разберемся на дорожке. Я считал, что готов на 13.50, мы с Исаичем и график на этот результат составляли. Но важнее всего, думал я, выиграть у Кларка. И сам в себя больше верить буду, и он меня в Токио бояться станет. Надо приучать его к мысли, что Болотников сильнее. Вот так я размышлял на разминке. Ускоряюсь, на соперников поглядываю. Новых много. Фамилии известные, а в лицо не всех знаю. Понимаю, что и на меня смотрят, стараются угадать, в каком я состоянии. Повалялся на спине, ногами подрыгал — резкость свою всем показал.
И тут старт. Пошел я точно по своему графику. Исаич и Тер-Ованесян мне время кричали. Но рев был на стадионе страшный, я их едва слышал. Ориентировался по секундомеру на стадионе. Огромный хронометр «Омега» — все на нем видно. После пятого круга Кларк вперед вышел и здорово прибавил: хотел всех «накормить», чтобы на финише его не обогнали. У него финиш слабый. За Кларком уцепились Рулантс и два француза. Я следом. Темп очень сильный. Каждый круг — на секунду-полторы быстрее предыдущего. Но я держусь нормально. Ударили судьи в гонг — остался один круг. Чувствую, силенка еще есть — надо выигрывать. Приготовился. Поворот кончается, и тут я пулей, как спринтер с колодок, рванул. Сразу обошел Рулантса, Жази, Кларка и выскочил первым на бровку. Они оглянуться не успели, как я был далеко впереди. Теперь только удержать разрыв! Удержал! И результат был очень приличный — 13.38,6.
Мы с Исаичем решили, что пришло время побить мировой рекорд на «пятерке». Семь лет простоял результат Куца — 13.35. Хватит! Мое самочувствие во время цюрихского забега и после него свидетельствовало, что сбросить 4–5 секунд с результата Куца можно даже без максимального напряжения. Попытку установить рекорд спланировали на 5 июля. В этот день проводился розыгрыш главного приза Мемориала Знаменских на 5 тысяч метров. Подготовка прошла как по нотам. Но вдруг 2 июля узнаю, что «пятерку» по просьбе иностранных гостей перенесли на первый день мемориала — 4 июля. Это спутало все планы. Не хватило одного, заключительного дня подготовки. Расстроился я ужасно. И Исаич был очень огорчен. Однако, как говорится, поезд уже ушел. Ничего не поделаешь. Пришлось отказаться от рекордного забега. 5 июля пробежал я «десятку». Очень легко пробежал, даже не стал ускоряться на финише. Хотел мягко придержать форму. Все-таки до Токио было еще далеко. Занял шестое место — 29.08,0. А первым был Коля Дутов (28.59,6). К финишу все кучей шли, но ускоряться я, повторяю, не стал.
Любопытно, как это выглядело со стороны. Даже такой искушенный и опытный человек, как Владимир Казанцев (он, кстати, в то время был старшим тренером сборной СССР по стайерскому бегу), увидел не то, что было на самом деле. Вот как писал Казанцев в журнале «Легкая атлетика» о забеге на Мемориале Знаменских:
«Главный итог соревнований — это то, что появилась целая группа очень способной молодежи. Ведь в прошлом году в отсутствие Болотникова советские стайеры выглядели просто плохо. А сейчас Дутов, Байдюк, Никитин, Орентас, Иванов могут в Токио бороться с сильнейшими бегунами мира за обладание олимпийскими медалями. Мне кажется, что олимпийский чемпион Петр Болотников еще не отдохнул как следует после блестящей победы над рекордсменом мира Рональдом Кларком в Цюрихе, но есть надежда, что к октябрю он полностью восстановит свои силы».
— Наверное, в тот момент все выглядело так, как написал Казанцев. Я не ускорялся — значит, был не очень свежим. Ребята рвались изо всех сил, выиграли оба главных приза мемориала, показали хорошие результаты (у Орентаса на «пятерке» 13.45,0) — значит, они готовы к борьбе на Олимпиаде.
Сейчас судить легче. Мы знаем, чем кончился тот сезон. А тогда… Нет, я не осуждаю Казанцева. Посмотри, как аккуратно высказывается: «Мне кажется, что Болотников не отдохнул». Мне кажется! Другой бы мог резануть: «Болотников устал!» Не нравятся мне безапелляционные утверждения. Сколько раз замечал: чем серьезнее, чем квалифицированнее специалист, тем менее категоричны его оценки, тем больше подчеркивает он предположительный характер своего мнения. Только дураку всегда все ясно.
— Да, насчет категоричности ты прав. В 1966 году наша легкоатлетическая сборная потерпела сокрушительную неудачу на чемпионате Европы в Будапеште. Так как раз те обозреватели, которым всегда все было ясно, начали сомневаться в нашей неудаче, стали выискивать цифры, которые показали бы, что мы не так уж и проиграли. Может быть, даже выиграли. Что далеко ходить. На Олимпийских играх в Мюнхене наши легкоатлеты получили девять золотых медалей. Борзов, Авилов, Брагина, Мельник, Тармак, Бондарчук, Санеев, Чижова — олимпийские чемпионы — это здорово. Но в целом команда заняла третье место после легкоатлетов США и ГДР. В командном подсчете — третье место. А мы всегда любили считать очки, и правильно делали, потому что командные очки свидетельствуют о мощи всей команды в целом, в значительной мере отражают уровень легкой атлетики в стране. В Мюнхене же мы набрали очков чуть меньше, чем за двадцать лет до того — на Олимпиаде в Хельсинки, сделали шаг назад. Но об этом многие обозреватели постарались забыть, подменив четкие, хотя и неприятные, оценки восторгами вокруг Борзова, Санеева и Мельник. А ведь только трезво посмотрев правде в глаза, можно избавиться от недостатков. Мне понравилось, что чуть ли не первым такую трезвую оценку неудаче нашей сборной в Мюнхене дал главный тренер сборной СССР Иван Андреевич Степанченок, человек в значительной мере ответственный за этот неуспех. Это показалось определенной гарантией серьезной работы по искоренению недостатков.
Но мы, кажется, далековато ушли. Обсуждаем 72-й год, а сами не дошли еще до Олимпиады в Токио.
— Добавь еще поражение в матче СССР — США. Обычно мы в олимпийский год эти матчи не проводили, сосредоточивали все внимание на подготовке к играм. А в 64-м полетели в Лос-Анджелес. Нас предупреждали, что смог очень сильно действует на неподготовленного человека. Туман, замешенный на отработанных автомобильных газах и испарениях с огромных нефтяных полей, раскинутых вокруг Лос- Анджелеса, не дает дышать, парализует волю. Вся эта гадость висела над защищенным от ветра городом, по которому носились миллионы автомобилей. Уже после пятиминутной прогулки слезились глаза, начинался кашель. Говорят, в Лос-Анджелесе можно дышать полной грудью, только когда с океана дует
