На вершине открытого всем ветрам утеса они сделали остановку. Стоя за спиной Кэтрин, Кевин обнял ее, уткнувшись подбородком в пушистые волнистые волосы. На выступающих из воды скалах с величественным видом возлежали морские львы, подобно курортникам, подставившим тела ослепительному солнцу.
Кэтрин рассказала ему о китах, появлявшихся у мыса с ноября по март во время зимних миграций в теплые моря и летних — обратно на север, о нашествии странствующих бабочек-данаид несколько лет назад. Буря сбила их с привычного курса, и они несколько дней отдыхали на острове, окаймив деревья порхающей бахромой, приведшей Кэтрин в восторг.
На одном из участков побережья, где прилив заполнил каверны в скалах, образовав там миниатюрные озерца, обитали морские анемоны. Путешественники бережно брали в руки эти живые цветы моря, которые испуганно вздрагивали и съеживались от малейшего прикосновения, и, налюбовавшись, осторожно возвращали в родную стихию.
Во время этой прогулки, наполненной маленькими открытиями, Кэт попросила Кевина рассказать немного о себе. Оказалось, его отношения с родителями, особенно с покойным отцом, не отличались настоящей теплотой. На это просто не хватало времени: на первом месте всегда стояла работа. Однако когда речь зашла о сестре, Кевин преобразился. Тут уже его было не остановить — с такой гордостью рассказывал он о школьных успехах Шелли, о ее любви к животным, о блистательном исполнении на пианино джазовых композиций. Рассказав это, он еще раз заставил Кэт порадоваться удачной встрече с его родными и пробудил искреннее желание получше узнать их.
Примерно через полчаса они достигли любимого места Кэтрин — небольшой уединенной бухты, прогретой солнцем и хорошо защищенной от ветров. В летнее время это место было оккупировано отдыхающими, но сейчас бухта была совершенно пустынной.
Впрочем, не совсем.
— Смотри, — сказала Кэтрин, указывая рукой на что-то лежавшее в надежно защищенном от волн скальном углублении. — Кто-то оставил здесь гостиничное пляжное покрывало.
Подобные вещи несказанно ее раздражали — одна вышивка монограмм стоила очень и очень недешево. Надо же — такая халатность!
— Накануне я попросил Пола принести все это сюда, — скромно признался Кевин.
— Пикник на пляже? Мы же только что позавтракали, — слабо запротестовала Кэти, но Стоун уже деловито устраивался на песке. Из корзинки были извлечены бутылка вина, свежие виноградные гроздья и — к неописуемому восторгу Кэтрин — несколько изысканных маленьких пирожных «буше» — фирменное произведение кулинарного искусства Сары.
Со счастливой улыбкой на лице Кэт откусила маленький кусочек — совсем чуть-чуть, чтобы растянуть удовольствие. Другое пирожное она протянула Кевину.
— Как же ты все это устроил? Сара печет такие пирожные только по торжественным случаям.
Глядя на нее, он удивился:
— А сейчас разве не такой случай?
— Пожалуй, — со смущенной улыбкой согласилась Кэт и, сложив ноги по-турецки, устроилась рядом. — А у этого торжества есть имя?
Кевин откупорил бутылку и достал из корзины два бокала.
— Как насчет «воссоединения»? А первая и вторая годовщины свадьбы, вместе взятые, а дважды пропущенное Рождество, а медовый месяц?
— А разве у нас не было медового месяца?..
Она задумалась, медленно смакуя чудесный напиток. Этот импровизированный пикник на морском берегу — было ли у них что-то подобное раньше? Ответ напрашивался сам собой: февраль в Ричмонде не слишком подходит для подобных мероприятий.
— Когда я предложил отправиться в свадебное путешествие, выяснилось, что о самолете придется забыть.
— А куда мы хотели поехать?
— Сначала в Астану к моим родным, а потом в одно симпатичное местечко недалеко от Салинаса.
— Но это же несколько дней за рулем!
— Вот-вот. — Кевин вновь наполнил ее бокал. — Перспектива провести медовый месяц в автомобиле меня совершенно не привлекала.
Девушка покраснела, а Стоун хмыкнул.
— Так вот почему я до сих пор не встречалась с твоей семьей!
— Именно. — В его быстром взгляде угадывалось сожаление, и Кэт с легкой грустью подумала, что прошлое изменить невозможно. — Полагая, что впереди у нас масса времени, я решил не настаивать… — Откинувшись назад, он оперся на локоть и, не глядя ей в глаза, продолжил: — Я ведь совершенно не знал тебя тогда. Понимаешь, иногда мне казалось…
— Говори же!
— Иногда я думал, что ты стыдишься своей семьи или, может быть, с тобой плохо обращались в детстве…
Такое предположение привело Кэтрин в ужас.
— Нет! Никогда! Папа с мамой были не просто родителями. Они были моими лучшими друзьями. Я росла здесь, — она показала на залитую солнцем бухту, нефритово-зеленые воды которой плескались всего в нескольких метрах от их ног, — вдалеке от большого мира. Практически единственным товарищем моих детских игр был Фред, а когда он уехал учиться, родители заменили мне его. У нас были удивительно близкие отношения, и благодаря им я выросла именно такой, какая есть.
— Понимаю, но, может быть, пришло время свыкнуться с их… уходом.
В вопросе Стоуна звучала спокойная рассудительность, предполагавшая такой же спокойный ответ. Но подавлять эмоции при разговоре на эту тему Кэтрин еще не умела. Опрокинув бокал на покрывало, она медленно встала и отошла на несколько шагов в сторону.
Спустя мгновение Кевин оказался рядом и, обняв своими большими теплыми руками, мягко повернул ее лицом к себе.
— Зачем ты все время говоришь об этом? — спросила она, не поднимая головы.
— Я только поинтересовался…
— Такой чудесный день — большая редкость в это время года. — Кэтрин сделала попытку улыбнуться. — Зачем же его омрачать?
Бережно сжав в ладонях ее лицо, Кевин попытался заставить Кэти поднять голову, чтобы встретиться с ней глазами. Медленно и неохотно она подчинилась, но глаза ее по-прежнему были полны слез.
— Потому что ты сделала табу из своей утраты, не научилась жить с ней.
— Но я живу с ней каждый день!
— Ты ведь так ни разу и не была ни на месте катастрофы, ни на взлетно-посадочной полосе.
— Зачем мне туда ходить?
— Чтобы попрощаться.
— Я попрощалась!
— Ты этого не сделала. — Голос его звучал ровно и спокойно, но глаза были неумолимы. — Твое завтра… наше с тобой завтра, никогда не наступит, пока ты будешь оставаться в плену прошлого.
— Ты постоянно твердишь мне об этом, — устало сказала Кэт.
— Значит, ты должна понимать, какое значение я этому придаю.
Сердце ее билось тяжело и глухо, словно храня отзвуки ужасного удара самолета о скалы. Казалось, все тело содрогается от этих толчков.
— Кевин, есть одна вещь, о которой я тебе не сказала. Вообще, об этом не знает никто, даже Сара и Фред, потому что… Ох, как же это больно!
Стоун сжал ее запястья. Взглянув вверх, Кэт увидела сострадание в его глазах.
— Я должен, должен все знать!
Кэтрин было трудно дышать. Слова вырывались у нее с хриплым присвистом — так глубок был черный страшный колодец, где они томились годами:
