Я чувствую его отсюда. — И снова пауза, во время которой по Укии словно пробежал слабый разряд тока, подняв дыбом волосы на его затылке. Он вспомнил, что чувствовал то же самое за несколько секунд до этого. — Пахнет он правильно, Ренни, но что-то странное в нем есть.
— Да в нем все странно, — ответил тот, кого назвали Ренни. — Ты знаешь, как его зовут?
Зовут? Было неуютно знать, что им известно его имя. Хотя почему бы и нет, он много помогал полиции.
— Зовут? Его называли Укия.
— Орегон, — назвал Ренни его фамилию. — Укия Орегон.
— Укия, штат Орегон? — В отличие от большинства людей эта женщина знала, что так называется город. — Надо рассказать Койоту.
И они удалились легким бегом, а вовсе не шагом, как можно ожидать от людей в мокром ночном парке.
Укия снова прокрутил в голове странный разговор. Кто эти люди? Почему они наблюдали за ним из темноты? Кто такой Гекс? Что значит, что доктор Дженет Хейз была «его человеком»? Короткий разговор дал больше вопросов, чем ответов. И только прокрутив его в третий раз, Укия понял: говорили не по- английски.
У него была фотографически точная память, он распознавал множество языков: испанский, немецкий, французский, японский, китайский… Но это был другой язык. Укия так хорошо знал его, что неосознанно перевел разговор. И что еще более странно, он не смог вспомнить, когда и при каких обстоятельствах мог его слышать. Знание пришло откуда-то из глубин памяти. А единственное, чего он не мог вспомнить с абсолютной четкостью, — период раннего детства. Кто были его родители? Что с ними случилось? Как он оказался в волчьей стае? Ответы крылись за стеной непробиваемой, недоступной для памяти тьмы.
Укия сел в постели и посмотрел в окно, на темный Окленд и Шенли-парк. Эти люди знали город, где его нашли. Они говорили на языке, который он помнит со времен детства, хотя больше не помнит ничего. Они сказали: «Он один из нас».
Надо найти их сейчас же, пока след не остыл.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
По сравнению с жизнью среди людей детство в волчьей стае казалось Укии временем снов. Он не помнил ни начала, ни того, сколько это продолжалось; времена года плавно перетекали друг в друга. Укия мог выбрать воспоминание подобно камню из реки, осмотреть его и бросить обратно, чтобы оно затерялось, как галька среди гальки. Вот лесной пожар, в котором он чуть не погиб; вот белый волк, который его ненавидел, вот он убивает этого волка; вот бежит от раненого гризли, а вот обхитрил росомаху. Воспоминания без времени, и только с трудом он мог сказать, что было раньше, а что — позже. Укия не знал даже, насколько маленьким попал в стаю — младенцем, ребенком, подростком? Казалось, он с начала времен бегает в стае волков.
Время для Укии пошло, когда мама Джо поймала его в гуманную ловушку для волков. Та зимняя ночь, проведенная в стальной клетке, изменила всю его жизнь. С тех пор каждый день был четко обозначен и соответствовал человеческому календарю. Тридцать пять дней они провели в Орегоне, пока мама Джо заканчивала и сдавала диплом. Затем — с 24 февраля по 6 марта — была поездка в Питтсбург, которая показалась Укии ужасно долгой: он не умел говорить, не знал ничего о современном мире и еще меньше — о правилах личной гигиены. Он помнил, когда научился одеваться, есть вилкой, когда сказал свои первые слова.
Жизнь Укии делилась на две половины: с 20 января 1996 года он мог вспомнить все по минутам, его время отсчитывали часы и фиксировали календари. Но то, что было до этого дня, оставалось тайной. Откуда он? Кто он? Укия так хотел узнать! Однако это было невозможно: даже если вернуться в Орегон, волки ему ничего не расскажут. В отличие от Маугли из книги Киплинга со стаей он не общался. Мальчика просто терпели рядом и позволяли кормиться объедками. И если таинственная пара в Шенли-парке узнала его, их надо непременно разыскать.
Укия вытащил из левой руки внутривенную иглу. Когда ему ставили капельницу, он еще не совсем пришел в себя и теперь поразился длинеиглы. Поморщившись, он выбросил ее в корзину для мусора. В пластиковой коробке Укия нашел все, что врачи вытащили из карманов, срезая с него окровавленную одежду. Натягивая запасной комплект одежды, который Макс принес из джипа, рассовал мелочи по карманам; сотовый телефон, армейский нож, бумажник, два шоколадных батончика, запасную обойму к пистолету. Самого пистолета не было: его или забрал Макс, или спрятала служба безопасности больницы. Укия не огорчился потере, все равно терпеть не мог пистолет. Выйти из больницы оказалось просто: ночью в коридорах почти никого не было. Быстрым шагом он направился через Окленд к парку.
На Пятой авеню царила тишина, Форбс-авеню заполнили студенты, они толпились в дверях и на тротуарах; следующая улица оказалась пустой и темной. Укия перешел мост между Питтсбургским университетом и кампусом университета Карнеги-Меллон, взобрался по крутому склону холма к центру дикой природы Шенли-парка. Место преступления находилось к юго-востоку оттуда: эта часть не являлась собственно парком, но была слишком каменистой, чтобы кто-то решился ее застраивать. В Питтсбурге таких мест множество: всего в полумиле от центра города можно увидеть дикого индюка или белохвостого оленя. Укия замедлил шаг, вспомнив, что безоружен и никто не знает, где он.
Вначале он заметил следы «скорой» — глубокие колеи в свежей грязи. Подъездная дорога, которую нашел Макс, оказалась всего лишь ровной и широкой тропой, впрочем, недостаточно широкой, судя по вывороченной с корнями молодой поросли. Идя по следам, Укия вышел на утоптанную площадку, где и была убита девушка. Землю усыпали ампулы от лекарств, которые ему кололи врачи «скорой», окурки «Мальборо» Крэйнака и пистолетные гильзы. Везде были следы — и кровь, много крови. Укия точно мог сказать, где лежала, истекая кровью, девушка, — сейчас он чувствовал ее почти так же хорошо, как тогда, когда она стояла напротив и осыпала его безумными обвинениями. Рядом лужа крови убитого полицейского, но это была просто пролитая кровь, и ничего больше. Свою же собственную кровь, как и кровь девушки, он мог найти с закрытыми глазами. Задумавшись, юноша присел около пятна. Почему их кровь похожа?
Что-то маленькое зашевелилось на земле и, перебирая крошечными ножками, подобралось к его руке. Вскрикнув, Укия отдернул руку, и животное снова зашевелилось, отыскивая запах. Молодой человек присмотрелся: на земле копошилась полевая мышь с очень темным мехом.
«Ну что, от мышей шарахаемся?»
И все же странно… Почему мышь не скрылась?
Пока он сидел и смотрел, зверек подбежал ближе, поставил передние лапки на его ботинок и посмотрел прямо ему в глаза своими черными глазами-бусинками.
— Какая-то ты странная мышь.
Укия не знал, уйти или подобрать мышь. Это может быть опасно: бесстрашными зверей делает, например, бешенство. По крайней мере бешенство объяснило бы поведение доктора Дженет Хейз. Однако мех мыши был ровным и блестел, и болезнью от нее не пахло. Возможно, это домашний зверек, который просто потерялся. В конце концов Укия протянул руку, и мышь взобралась ему на ладонь; в этом было что-то правильное, да и зверьку так явно уютнее. Молодой человек поразился тому, какое это существо маленькое и хрупкое: головка размером с подушечку его пальца, а лапки — тоньше соломы. Наверняка это мышь Дженет Хейз. Она носила ее в кармане, а может, и просто в руке. Когда ее убили, зверек потерялся.
— Зачем держать дома мышей?
Укия говорил вслух. Мышь тем временем сосредоточенно искала в его ладони еду. Он посадил зверька в нагрудный карман — тот остался доволен — и скормил ему шоколадный батончик. От сладкого запаха у Укии потекли слюнки, и второй батончик он съел сам. Затолкав обертки в карман брюк, юноша оглядел замусоренную поляну и почувствовал себя виноватым. Сам он принес сюда только пистолетные гильзы, но остальной мусор появился здесь в той или иной степени из-за него. Укия принялся подбирать гильзы из грязи и рядом с последней обнаружил металлический цилиндр размером примерно с шариковую ручку, черный и матовый. На цилиндре была кровь Дженет Хейз — в последние минуты жизни та держала его в руках. Укия погадал немного, что бы это могло быть, и убрал странный предмет в карман.
В парке начали перекликаться птицы, устанавливая границы своей территории. Укия поморщился: Макс
