освежили бы ее и укрепили для скорого столкновения с Лансом. Конечно, перевес все равно будет на его стороне. Ланс всегда завтракает в восемь и скоро будет на вилле. Однако почему бы ей не прокатиться в одиночестве? Если она поспешит, то успеет выйти прежде, чем проснется полковник.
Она быстро оделась и тенью выскользнула из виллы, никого не повстречав. К счастью, стойло арабского жеребца полковника было расположено на несколько отсеков дальше от стойла ее лошади, так что он вряд ли заметит ее отсутствие. Гейл ехала по горной дороге. Прохладный бриз с моря овевал ее. По приближении к Касба ветер принес запахи Востока — захватывающую смесь дыма, людского пота, специй, верблюдов и экзотических духов. Вдоль дороги появилось множество грязных оборванных нищих.
С мыслью о том, что пора возвращаться, Гейл повернула вправо от дороги, к пляжу, чтобы обогнуть участок археологических раскопок. Она проехала мимо котлована, в котором увидела остатки арок и мозаичного пола римских терм, и вспомнила о Тэдди. Ему понравилось бы бродить вокруг — он увлекался древностью. Затем она подумала, что, скорее всего, он отправился в путешествие с друзьями только для того, чтобы не ехать в «Башни ван Элдинов» на Рождество и не встречаться с ней.
Его дружба много значила для нее в течение их короткого, но запоминающегося знакомства. Ей нравилось в вечерние часы сидеть с ним где-нибудь в парке или беседовать за чашкой горячего шоколада в их любимом баре, танцевать вместе в полутемном танцзале. В то время было в этом неуловимое очарование. Теперь, благодаря Лансу, оно прошло и осталось в памяти как первая любовь мальчика и девочки. Если бы Ланс не вмешался, то, вероятно, все кончилось бы браком с Тэдди. Тогда она не понимала, что привязанность к Тэдди не имела ничего общего со страстью, бушующей в ней сейчас. Необходимо было вмешательство Ланса, чтобы пробудить ее. Она убежала сегодня с виллы потому, что боялась встречи с ним, боялась той бури чувств, которая неизменно возникала в ней в его присутствии.
Какое счастье, он понятия не имеет о том, что ее каждый раз охватывает дрожь, когда она слышит его глубокий, теплый голос. Ее любовь к Лансу была настолько всеобъемлющей, что даже затмила любовь к отцу.
Слезы хлынули из глаз при мысли об отце. Если бы только он был здесь со своими мудрыми советами, он бы помог ей! Никто не может поддержать ее в создавшемся положении. Гейл понимала, что обременять своими проблемами бабушку не имеет права: дедушка еще не совсем здоров, и бабушка без того переживает. Ее чувство одиночества обострилось. Она ощущала, как вокруг нее сгущаются тучи, и пустота и бессмысленность существования охватили ее.
Глубоко несчастная, Гейл разрешила лошади идти, куда захочет, как вдруг цокот копыт за спиной вернул ее к действительности. В следующий момент ее выхватили из седла и накинули на лицо какую-то шкуру, заглушавшую крики. Сердце ее испуганно забилось, она почувствовала, как ее перекинули через спину большого животного и куда-то повезли. Трудно было дышать. Незнакомый мужчина держал ее железной хваткой поперек седла. Внезапно скачки прекратились, ее опустили вниз на землю. Гейл увидела своего похитителя, у него было закрыто лицо, и только глаза блестели через прорезь в накидке. Она попробовала сопротивляться, но что она могла сделать против силы?
— Как вы смеете? Отпустите меня! Немедленно! Вы слышите? — орала она, пробуя остановить охватившую ее дрожь криком.
Араб, не обращая внимания на ее вопли, вел ее за собой. Отчаявшись быть понятой этим человеком пустыни, Гейл обнаружила, что ее привезли во дворец с мрачными стенами и тяжелыми дверьми, снабженными шипами. Ее прибытия, очевидно, ждали: маленькая дверца распахнулась, впуская во внутренний двор. Дверца захлопнулась позади нее, и она оказалась одна.
Изумленная и все еще неспособная до конца осознать, что ее похитили, Гейл осматривалась вокруг. Дворец был населен — Гейл слышала голоса и смех детей. Перед нею возвышалось двухэтажное строение с огромной верандой, отделанной мрамором и причудливо изогнутым плетением решеток. Откуда-то вновь раздался смех, и, приблизившись к сводчатому проходу, Гейл увидела детей в другом таком же дворике, плещущихся в фонтане под наблюдением женщины в платье до пят. Ее лицо было частично скрыто, и когда Гейл вступила во внутренний двор, она заметила лишь темные глаза, сверкающие в ее сторону.
Осанка женщины была величественна и обольстительно женственна, сквозь длинное черное шифоновое платье просвечивали контуры изящной фигуры. Сделав несколько шагов к ней, Гейл увидела, что женщина весьма молода, пальцы ее унизаны кольцами, ногти покрыты лаком, а длинные ресницы обрамляют блестящие темные глаза. Ее взгляд был явно дружественным, и Гейл вздохнула с облегчением.
— Почему меня привезли сюда? — спросила она.
Девушка покачала головой и подала знак, приглашая следовать за собой. Они пересекли внутренний дворик, и дети, прекратив играть, таращились на Гейл своими темными глазенками.
При входе во дворец девушка сняла обувь и показала, что Гейл должна сделать то же. Та повиновалась, зная, что такова здешняя традиция — входить в дом босиком. Они вступили в очень длинную, с высоким потолком комнату, одна стена которой состояла из узких окон, а другая была увешена от пола до потолка коврами. Красочный мозаичный пол был застлан персидскими коврами, мебели вокруг Гейл не увидела, но зато везде лежали многочисленные подушки различных форм и размеров.
Девушка подвела Гейл к дивану, застеленному богатой парчой, а сама расположилась на большой подушке поблизости. Гейл села. Она боялась, что бабушка с дедушкой будут волноваться из-за ее отсутствия. Странно, но свое собственное необычное положение не волновало ее совершенно. Может быть, смех детей не давал повода испугаться.
Гейл посмотрела на девушку, которая с любопытством изучала ее. Та сидела, обхватив колени руками, унизанными браслетами. Пояс, инкрустированный драгоценными камнями, давал понять, что девушка занимает высокое положение в доме. Вполне возможно, она понимает и по-английски.
Гейл снова попробовала:
— Пожалуйста, скажите мне, зачем я здесь?
Девушка улыбнулась:
— Наверное, потому, что волосы у вас как золото заката и глаза столь же сини, как небеса пустыни. Кто ведает? — Она сказала это на превосходном английском языке, затем хлопнула в ладоши и быстро заговорила на арабском, давая приказания девочке лет двенадцати, появившейся через занавешенную арку в дальнем конце комнаты. Гейл признала слово «гава», что означало кофе, но она не могла понять остальное. Ее глаза были прикованы к той двери с пологом, через которую исчезла служанка, а девушка проговорила по-английски: — Вы не можете покинуть дворец без разрешения моего отца. Я не могу ослушаться желания шейха. Я должна развлекать вас, как подобает послушной дочери, пока он не прибудет.
— Но я не могу оставаться здесь, — вскричала Гейл в тревоге. — Обо мне будут беспокоиться. Когда ваш отец возвратится?
Ее собеседница пожала плечами:
— Он приезжает и уезжает, когда ему вздумается. Я надеюсь, он прибудет не скоро, поскольку хочу поговорить с вами о многих вещах. Не то чтобы я совсем не осведомлена о внешнем мире. Я много путешествовала с моим отцом, шейхом, но я провожу большую часть моей жизни здесь, во дворце у меня есть все, чего я хочу.
Служанка возвратилась с подносом, на котором помещались две белые пиалы. Одну подали ей, и Гейл увидела своего рода творог, вероятно сделанный из козьего или верблюжьего молока. Она попробовала и нашла его весьма вкусным. Но у нее совсем не было аппетита. Гейл даже не захотела предложенных сочных фруктов, она лишь с интересом наблюдала, как служанка разливает черный кофе из серебряного кувшинчика в чашки тонкого фарфора. Отхлебывая кофе, она вспомнила давний вечер в «Башнях ван Элдинов», когда обедала с Лансом в соблазнительном платье для гарема. Он ведь тогда предупредил ее про интерес шейха к блондинкам, но ей это не принесло пользы. От воспоминаний ее пробудил голос хозяйки, снова заговорившей, стоило служанке унести поднос с грязной посудой.
— В первый ли раз вы оказались во дворце шейха? — спросила она учтиво.
Гейл кивнула, мысленно добавив, что также и в последний, если это только будет от нее зависеть. В следующий момент Гейл встрепенулась — она была уверена, что услышала телефонный звонок, донесшийся из-за двери с пологом.
