верил, еще и еще раз заглядывал в кухню, пока наконец не убеждался, что все в порядке. Так же он вел себя, когда запирал замок, — поворачивал ключ, дергал ручку, проверял, заперто или нет, отходил, возвращался, снова отпирал, проходился по коридору, заглядывал в комнаты, снова запирал, проверял, шел к автобусу, опять возвращался и опять проверял.
Когда мы с мужем только что поженились, я лежала без сна, разглядывала тени на стенах, а потом спрашивала, выключили мы газ или нет. Помолчав, мой муж обычно говорил:
— С какой бы стати мы вдруг его не выключили?
— Вдруг недовернули кран, — говорила я, представляя себе черную ручку, что она, немного свернувшись влево, пропускает газ и тот вырывается с легким шипением, наполняет наш дом и к утру мы уже не проснемся.
Прабабушка у моего мужа была исландка, верила в эльфов и, иногда ненадолго уезжая, с фермы, перед дверью оставляла лоскут, чтобы потом точно знать, навестили эльфы дом в ее отсутствие или нет.
— Уф-ф-ф-ф-ф.
Я слышала тихое шлепанье по коридору, а потом мой муж снова нырял в постель.
— Выключили.
Только благодаря этим полузабытым воспоминаниям мой муж всерьез относился к моим страхам и шел в кухню проверять то, что он и так прекрасно знал. Однако эльфы народец мелкий и не могут долго держать в свой власти мужей, уставших после рабочего дня. Молчание после моих вопросов становилось все дольше, и однажды мой муж уснул, так ничего и не ответив. Я оставила его в покое и сама отправлялась на цыпочках в кухню проверять газ. Все краны всегда были закрыты.
ПОСЕЩЕНИЯ
Отец мне является часто. Он приходит неожиданно и, как правило, только если нужна помощь. Поначалу я его боялась. После того как обнаружили тело, несколько дней я умоляла свекра, который у меня врач, дать мне снотворное. Свекор человек умный и снотворного не дал. Отец тогда мне мерещился постоянно, но с помощью свекра я поняла, что на самом деле это всего лишь проекция моих страхов и видения существуют исключительно в воображении. Когда же отец явился по-настоящему, он и виден был по-настоящему, и я заторопилась следом, едва поспевая за его длинными шагами.
Отец повернул ко мне голову на ходу и почти ласково сказал:
— Мне нужно идти. У меня очень много дел.
Я проснулась и долго, при сумрачном свете пустынного осеннего утра, смотрела в потолок.
Когда родилась моя дочь, отец пришел на нее посмотреть. Он ничего не сказал. Лишь протянул руку и коснулся ее тонким пальцем. А в пять лет она мне сообщила, что ей тоже приснился дедушка.
— И чем же вы занимались? — спросила я, стараясь скрыть тревогу.
— Играли, — ответила Элизабет с таким возмущением, будто все прочие предположения были нелепыми. — Я сидела у него на коленях, он дал мне конфету, а потом мы стали играть.
Отец редко говорит что-нибудь важное. Он приходит просто напомнить, что жизнь вовсе не такая серьезная штука, как кажется.
Когда-то я хвостом таскалась за Каденс, которая тогда часто ездила по делам в Аспен, где мы останавливались в пятизвездочном отеле «Крошка Нелл», вместе с самой богатой публикой, и я ужасно переживала из-за того, что надеть. Может,
Отец заглянул ко мне в номер — в футболке, волосы спутанные будто от ветра, в руке крупная слива.
— Ианте, кого ты пытаешься обдурить? Плюнь ты на эти тряпки.
— Да, но у них часы дороже, чем весь наш дом, — возразила я.
Отец в ответ лишь пожал плечами.
Я надела джинсы, чистую белую футболку, нацепила на руку старенькие часы «Таймекс» и смело спустилась вниз.
ОБЪЯСНЕНИЯ
Сегодня ночью мне опять снилось, что отец застрелился. Снилось, будто мы с Каденс у него в квартире, Каденс сидит в кухне, а я роюсь в бумагах в поисках предсмертной записки. Я проверяю ящик за ящиком, но там ничего нет. Я проснулась в слезах. До сих пор не понимаю, что это за сон. Означает ли он, будто я подсознательно продолжаю винить себя в его смерти? И если так, значит, он мне еще приснится? Или же сон означает, что я вот-вот что-нибудь наконец пойму?
Элизабет вместе со своей лучшей подружкой сейчас стучат на машинке «Ройял», сочиняют рассказ о призраках. Такую же точно машинку двадцать пять лет назад мне подарил отец. Я вхожу к ним: подружка печатает, Элизабет просматривает странички. Когда я вхожу еще раз, они поменялись ролями. Я не спрашиваю, чем они занимаются, а они не спешат с объяснениями.
ОН ЖИВОЙ
На следующую ночь после этого страшного сна мне приснилось, будто отец живой, и это было так явственно, будто взаправду. Меня захлестывала радость. Я всех обегала, всем об этом сказала. Потом мы сели с ним рядом в огромном доме, где стены были отделаны деревянными панелями, и я принялась возвращать ему его жизнь — фрагмент за фрагментом, страницу за страницей. И чувствовала при этом огромное облегчение. Меня переполняло такое счастье, что, проснувшись, я едва не рассмеялась от радости.
НА КРЫЛЬЦЕ
Мне приснились короткое замыкание и распахнутый холодильник. Снилось, будто я вижу голубые искры, подхожу ближе. Внутри, на пустых белых полках, в холодильнике ничего нет, только лежат две потемневшие коричневые головы. Они похожи на африканские маски. В глазах их, пустых и черных, застыло страдание. Осторожно я отступаю в сторону и оказываюсь в кухне в Монтане. Ночь. В кухне пусто, включены все лампы. Я выхожу на заднее крыльцо, стою, в руке бумажный пакет, где уместилось все мое имущество. Вижу молодое деревце, к которому я когда-то привязывала свою лошадь, и чугунную белую ванну, всегда стоявшую во дворе неизвестно зачем. Чувствую прикосновение ночного чистого воздуха, но я думаю про измятый бумажный пакет в руках — среди вещей не хватает чего-то важного, от чего все могло бы измениться.
РОЖДЕСТВО
В конце 1979 года, вскоре после ухода Акико, у нас с отцом в его квартире на Грин-стрит в Сан- Франциско состоялся один разговор. Ковер с пола тогда исчез, как и стереопроигрыватель. Остались только
