И тут мне как-то вдруг стало не по себе. То есть вот сижу в ресторанчике Икеи, напротив меня болтается белая лампа, вокруг бегают дети, суетятся взрослые (определенный тип людей ездит сюда, я замечала, больше культурных, что ли), а я допиваю из фужера апельсиновый сок и ощущаю, что не так-то просто, оказывается, ехать к бывшему мужу, с которым прошли бок о бок несколько лет жизни. Сестра его почему-то вспомнилась. Кстати, моя тезка. Тонкая особа. (Чего обо мне не скажешь!). Он ее моложе на несколько лет, значит, она уже не так молода, если не сказать что совсем не молода. Хотя сейчас понятие возраста как-то стерлось — и сороколетних девушками называют, смотря кто как выглядит, верно? У нас есть юрист, по паспорту она почти ровесница моей матери, а только что вышла замуж за миллио нераармя нина.
Так что, перефразируя Шекспира, ту би или не ту би женщине молодой, зависит от нее самой.
У Ярославцева был еще старший брат, он погиб, тот, по-моему, был старше его лет на десять. А Наталья года на три, не больше.
Ну, в общем, все мы не молодеем. Надо приготовиться, немного попушить перья — и вперед. Я зашла в туа
note 253 летную комнату и привела себя в порядок: тональным кремом я пользуюсь обязательно, иначе кожа реагирует на ветер и воздух, так пишут в журнале «Женщина и здоровье », немного подвожу глаза (иначе они у меня какието маленькие и неяркие), почти незаметной помадой чуть усиливаю цвет губ… Ну вот, кажется, и все. Хвостик изпод заколки забавно торчит, покачиваясь в такт ходьбе, а цвет волос совпадает по тону с моим легким манто из светлой норки. Я не поклонница Green Peace — если уже шуба продается, то зверькам все равно не поможешь, так ведь? На ногах у меня джинсовые капри и длинные итальянские сапоги Gold, так что все в ажуре.
Села в своего Чери (так я зову ласково свой джип Cherokee), развернулась. От Икеи до Куркино можно дойти пешком. Включила голос Митяя. Красиво звучит даже из мобильного.
Значит, сейчас направо.
Куркино — странный район: множество квартир пустуют, куплены владельцами только ради финансового вложения в недвижимость. А дома все очень красивые, вообще — такой небольшой, элегантный буржуазный городок. Как сюда Митя попал? Его легче мне было бы представить где-нибудь на Никитской, рядом с культурными центрами. А здесь речка, лес, овраги… Наверное, это его и привлекло. Как это называется — пленэр, кажется? Дачи у него нет, и чтобы работать на пленэре, он сюда и забрался. Кстати, а как же дом Николаевой?
А вот и его подъезд. Консьержка сидит, как в элитных домах. Митяй занимает мансарду. Квартиры здесь не такие дорогие, но все же… Откуда только деньги взял, удивительно.
Да, надо сразу его предупредить, что секса не будет. Я мужьям не изменяю. Это и точно так. Три мужа — это и есть три моих единственных мужчины. То есть определение «единственный» здесь как-то неуместно. Но если правда дело не в моей супернравственности, а в том, что я просто не умею быть любовницей, а сразу становлюсь
note 254 женой. И мужчину так воспринимаю: или муж, или никто. Ну, еще может быть потенциальный муж.
И всякие там бойфренды не по мне. У меня характер не тот — я основательная. Вот так парадоксально сочетается во мне страсть к переменам и стремление к устойчивости. Попов, к примеру, первую черту (и главную) во мне не разглядел, а про основательность все просек, потому и не соглашался так долго на развод. А устойчивость моя — это всего лишь хорошо оборудованная станция, на которой поезд делает временную остановку.
А вот какая я жена, это уже другой вопрос. И я на него сама себя ответила: пока мой муж дает мне ощущение открытого пространства и новых возможностей, наверное, неплохая. Даже готовлю, говорят, вкусно… А потом — бряк! — коробка захлопнулась — и я тут же начинаю рваться наружу.
С Николенко потому мне так хорошо, что он коробочку не захлобучивает. Живет сам по себе (наверное, и он у меня интуитивный экстраверт), а я сама по себе.
Но тут встает еще один вопрос — секса. И в нем я разобралась. Умная ты у меня девочка, сказал бы, наверное, отец. Пока у меня есть ощущение новых возможностей, которые дает мне муж, у меня есть к нему и физическая тяга. А только коробка закрылась — как будто и никакого влечения к нему никогда и не было. Я же говорила: у меня нет даже памяти на ощущения.
Так и с Митяем будет, точно. Будто никогда мы не лежали с ним в одной постели, не болтали нежные глупости…
А вот и его дверь.
* * *
Из окон мансарды виден большой луг, заканчивающийся неровным лесочком и одно-двухэтажными домами: именно по изогнутой легкой дугой улочке, которую издалека невозможно разглядеть, и проходит новая граница между надвигающимся городом и отступающей областью.
note 255 Порою по вечерам от дальних деревьев и маленьких домов начинает ползти по лугу туман. Сначала он только медленно выбирается оттуда, как ответный десант, на первый взгляд, слишком слабый по сравнению с мощной городской армией. Но постепенно он расширяется, точно черпая из небесного источника свою силу, и вот уже медленные неровные сполохи его, одни быстрее, другие чуть тише погружают траву, кустарник, все встреченное на пути в свой облачно-молочный плен, поглощая за метром метр и упрямо надвигаясь на красно-кирпичные дома.
И Дмитрию всегда кажется, что останавливается туман именно перед асфальтированной дорогой, проходящей невдалеке от его дома. Но, конечно, это всего лишь иллюзия, и наблюдающему за туманом, предположим, из высокого окна более отдаленной от луга многоэтажки хорошо видно, что и мансарда Дмитрия уже плавает в молочной реке…
Молочные реки, кисельные берега.
— Почему кисельные? — спрашивает Юлька.
— Не знаю.
— Ты все знаешь. Дмитрий переехал сюда года три назад, когда они решили с Катериной существовать отдельно друг от друга. Продав две квартиры, родительскую и свою, она приобрела себе однокомнатную возле метро Парк Культуры и дом в деревне, который до сих пор бесконечно переделывала. В ванной комнате у нее пол с подогревом, в огромной гостиной (она убрала все стены) живописный серый камин, отделанный старинными изразцами, наверху две комнаты в стиле кантри, минималистская спальня, просторная светлая мастерская и небольшая библиотека.
Деревня, которую Катерина выбрала, сразу напомнила Дмитрию Легалово — место, где подолгу жил ее отец.
— Именно Легалово и соединило нас с тобой, — как-то сказала она еще в пору их совместного существования. note 256 * * *
…Старый дом все глубже погружался в деревья: тяжелохвойные, они обступали дорогу, по которой подъехала машина, и распространяли густой воздух своего дыхания. И молчали. Не просто потому, что не было ветра, но чудилось: нелёгкое хмурое молчание исходит от стен самого дома, от его небольших окон, от узкой тропинки, когда-то пролившейся между пожелтевшей травы и навек застывшей, от проржавевшей сетки железной кровати, закрывающей пробоину в покосившемся заборе.
— Мы были здесь с тобой десять лет назад. Он вышел из машины, не обратив внимания на то, с ка ким выражением лица произнесла Катерина эту значительную по интонации фразу. И встал, подняв голову к небу: вершины деревьев резко были очерчены светом вечерним. По оранжевой полоске заката скользили фиолетовые обрывки растаявшего вдалеке горбатого каравана облаков.
