нестриженая лужайка. Пуму они обнаружили на вязе. Она сидела на ветке метрах в трех над землей, глаза ее блестели в свете прожекторов, длинный хвост мерно покачивался. Полицейские надеялись, что она сама уйдет из города, но, увидев ее на дереве, поняли, что нужен новый план действий. И решили снять пуму силой.
Прибыл рыжеволосый мужчина, одетый, как и положено охотнику на крупную дичь: в тяжелых ботинках, защитного цвета шортах, серой рубашке. В руках у него было ружье, стрелявшее заряженными снотворным стрелами.
Клея Липера вызывали, когда нужно было обездвижить какое-нибудь животное — чаще всего раненого оленя. С пумами он прежде никогда не работал и не знал, какое нужно количество кетамина. Если ввести слишком мало — пума проснется раньше времени, слишком много — и он убьет зверя. Но у Клея не было времени на размышления. Полицейские боялись, что зверь убежит. Клей приготовил стрелы и зашел во двор в сопровождении двоих полицейских.
Пума смотрела на них совершенно спокойно.
Метрах в десяти от нее они остановились. Клей расставил ноги, поднял ружье и прицелился в правое бедро пумы. Он спустил курок, и стрела с капсулой мягко вошла в тело зверя. Тот дернулся и полез вверх по дереву. Клей быстро вставил вторую стрелу, прицелился и выстрелил. Пума вздрогнула и, почувствовав слабость, сползла с дерева и скрылась в проулке.
Она прошла, шатаясь, по Линкольн-плейс и, обессилев, рухнула на землю. Когда подошли полицейские, пума уже крепко спала.
Том Говард, управляющий Отделом дикой природы, взял заботу о пуме на себя. Сначала он осмотрел зверя (это была двухлетняя самка сорок килограммов весом, судя по всему, она была вполне здорова). После осмотра Говард прикрепил ей к уху бирку с цифрой «10». Он поместил пуму в переносную клетку, прикрепленную ремнями к заднему сиденью его пикапа, и увез за двадцать километров от города. Там он выгрузил пуму и оставил ее у ручья. Еще некоторое время Том понаблюдал за дикой кошкой, чтобы удостовериться, что она не пострадала от всех этих процедур. Около четырех часов утра пума открыла глаза и зарычала. «Вот и отлично, — подумал Том. — С ней все в полном порядке, а мне пора сматываться».
— Я считаю, что с животными так и надо поступать, — сказал Майкл Сандерс. — Зверя выследили, ввели ему снотворное, проверили, здоров ли он, прикрепили к нему бирку, увезли подальше от города и отпустили на волю.
Он надеялся, что после того, что пуме пришлось вынести, она будет держаться от людей подальше. А если пума снова вернется в город и будет вести себя агрессивно, по бирке на ухе можно будет понять, что это пума-рецидивист и к ней нужно применить более серьезные меры, а при необходимости уничтожить.
— Очень жаль, что с пумой в каньоне Коул-Крик мы так не поступили, — переживал Майкл.
Равно как и с другими пумами, которые пожирали собак и выслеживали людей в окрестностях Боулдера.
К концу лета проблема с пумами таинственным образом сошла на нет. Осенью 1990 года пум иногда видели вблизи жилья, бывали случаи нападения на щенков, несколько раз звери задирали домашний скот (в сентябре — ламу, в ноябре — козу), однако встречи пум с человеком случались все реже и были не столь опасными. Словно те пумы, которые были причиной всех тревог, ушли из Боулдера. На самом деле так оно и было.
Достигнув двухлетнего возраста, самцы (а также некоторые самки), покидают места, где они выросли, и выбирают новую территорию. Эти пумы становятся кочевниками, они ищут земли, где удобно жить и охотиться, и отвоевывают их у старших зверей, уже обосновавшихся там. Новое поколение урбанизированных пум Боулдера, те, кто родился летом 1988 года, достигли этого возраста к осени 1990-го. Двухлетнюю самку, пойманную на Университетском холме, через несколько месяцев встретили в Маниту- Спрингс, в ста с лишним километрах от Боулдера. Ее опознали по бирке на ухе.
Странствующие пумы могут преодолевать огромные расстояния — в отдельных случаях до четырехсот километров, но обычно держатся поближе к местам, где родились, и чаще всего уходят оттуда километров на тридцать, а это как раз расстояние по прямой от Боулдера до Айдахо-Спрингс.
8
Скотт Ланкастер сделал очередную запись в своем дневнике: «Сон — 4—5 ч. Вес — 56. Пульс: пробуждение — 55, подъем — 62. Разница — 7». Осенью 1990 года восемнадцатилетний Скотт вел «Дневник велосипедиста», куда заносил данные о своем физическом состоянии и описывал тренировки.
Тот самый подросток, который в июле 1988 года участвовал в велогонке «Ред Зингер мини-классик», стал юношей, учился в старшем классе школы Клир-Крик в Айдахо-Спрингс, был стройным и мускулистым.
Скотт поставил перед собой цель стать профессиональным гонщиком.
Несколько месяцев назад, в июле, Скотт участвовал в одной из самых выматывающих гонок, маршрут которой проходил по высокогорным шоссе Соединенных Штатов. Начиналась она в Айдахо-Спрингс на высоте 2500 метров, а далее четыремстам велосипедистам предстояло подняться на две с лишним тысячи метров на вершину горы Эванс. Скотт, проделавший этот путь за два часа двадцать четыре минуты, был шестнадцатым в своей возрастной группе, куда вошло двадцать пять человек. Результат неплохой, но не выдающийся. Он обратился к профессиональному тренеру, который разработал для него план занятий и велел вести дневник.
Осенью 1990 года Скотт тренировался постоянно. Он ездил в горы, устраивал заезды на короткие дистанции, где выжимал из себя все, что мог, занимался тяжелой атлетикой и бегом. Прогресс был налицо: Скотт стал более дисциплинированным, набрал силы. В ноябре на Колорадском велокроссе он занял в своей группе второе место. Спорт стал для него делом жизни.
Летом и осенью 1990 года семейство Ланкастер было целиком и полностью поглощено велоспортом, и все разговоры о пумах Боулдера прошли мимо них. Да и какое им было дело до того, что происходит в Боулдере? Этот город либералов и интеллектуалов имел собственный университет и жил своей жизнью, а Айдахо-Спрингс, расположенный у подножия Скалистых гор в пятидесяти километрах к западу от Денвера, был городком «синих воротничков». Викторианские домики с одной стороны были отгорожены лесистыми склонами, а с другой — речкой Клир-Крик, и город на дне каньона имел причудливую, вытянутую форму. «Пять километров в длину и три квартала в ширину» — так описывали его местные жители. В Айдахо- Спрингс и днем-то мало что происходило, а ночью и того меньше.
Ранним холодным утром в пятницу 11 января 1991 года полицейский Даррен Уайт на синем «джипе-чероки» патрулировал восточную часть Айдахо-Спрингс. В 3.30 по рации передали загадочное сообщение о крупном звере, который бродит неподалеку от дома номер 700 по Колорадо-бульвар. Уайт решил, что кто-то его разыгрывает. Он был новичком, и отношения с коллегами никак не складывались, поэтому он вполне допускал, что по указанному адресу его поджидает какой-нибудь коп в маскарадном костюме.
— Вас понял, еду, — отрапортовал он по рации, развернул джип и направился на Колорадо-бульвар, главную улицу города.
