— Обещаю, в следующий раз я об этом не забуду…
Голос у Сэмми чуть подсел, несомненно, от обуревающих его чувств, — такое услышишь разве что в фильмах. Он галантно придержал дверцу. Счастье, что есть, на чем доехать, потому что ноги не держали. Я неловко плюхнулась на сиденье и широко ухмыльнулась, когда Сэмми захлопнул дверцу и пошел к дому.
20
Я привязывала последний бумажный фонарь-полумесяц, когда мать, наконец, не выдержала и заговорила о Сэмми.
— Беттина, дорогая, Сэмми — прекрасный молодой человек. Мы с отцом с удовольствием с ним пообщались.
— Да, он действительно замечательный. — Я твердо намеревалась приучить мать к упомянутому молодому человеку и наслаждалась каждой секундой процесса.
— Он придет на праздник листопада? — Мама поставила гороховое пюре рядом с подносом оливок разных сортов и отступила полюбоваться плодами трудов, прежде чем обратить внимание на дочь.
— Вряд ли. Он бы с удовольствием, но ведь мы приехали на выходные, — ему нужно побыть с отцом, сходить с ним куда-нибудь, взять стейков…
— Мм-м… вот как? — Голос мамы стал напряженным.
Она с трудом удержалась от комментария по поводу разнузданной оргии поедания мяса, немедленно возникшей в ее воображении. Сэмми сказал только, что они с отцом вместе пообедают, но не могла же я отказать себе в удовольствии немного подразнить мать.
— Может, он зайдет вечером взять образцы лучших местных продуктов?
— Обязательно передам ему это соблазнительное приглашение, — съязвила я, расстроенная известием, что Сэмми не сможет прийти на праздник и даже вернуться в Нью-Йорк вместе со мной.
Рассыпавшись в благодарностях за поездку, Сэмми объяснил, что в понедельник у него выходной, и он останется в Покипси лишний день. Сначала я решила позвонить на работу и, сказавшись больной, отпроситься до вторника, но вспомнила, что до вечеринки «Плейбоя» осталось меньше месяца и манкировать не стоит.
— Эй, Беттина, иди-ка, помоги мне с дровами, пожалуйста! — Отец любовно раскладывал груду палок на сложный изысканный манер. Гвоздем программы каждого праздника листопада был церемониальный костер, вокруг которого все танцевали, пили вино и «пели серенады луне», что бы это ни значило.
Я подчинилась, чувствуя себя, как никогда, свободно в изношенных вельветовых брюках и шерстяной кофте на «молнии». Ощущение было странным, но приятным — огромное облегчение после маленьких маечек и обтягивающих, словно вторая кожа поддерживающих-ягодицы-скрадывающих-бедра джинсов, которые должны быть у каждой уважающей себя девушки и которые я теперь носила с религиозным прилежанием. Ступни наслаждались щекочущими, как молодая травка, пушистыми носками из ангоры и мягкими, как мох, мокасинами «Миннетонка». На резиновой подошве. Вышитые бисером. С бахромой! Форменное надругательство над модой, однако, я их носила в школе. Снова натянуть мокасины теперь, когда ими пестрели страницы «Лаки», казалось кощунством, но они были слишком удобными, чтобы отказываться из принципа. Полной грудью вдохнув холодный ноябрьский воздух, я ощутила себя непонятно счастливой.
— Пап, а что мне делать?
— Забери ту кучу из оранжереи и перетащи сюда, если сможешь, — прокряхтел отец, неся на плече особенно здоровенное бревно. Он кинул мне пару рабочих перчаток огромного размера, совершенно черных от грязи, и махнул в нужном направлении. Я натянула перчатки и принялась за дело.
Мать объявила, что идет принимать душ, но в кухне нас ждет чайник горячего лакричного чая йогов. Мы уселись и налили себе чайку.
— Так расскажи мне, Беттина, какие у тебя отношения с прекрасным молодым человеком, который вчера заходил, — деланно небрежно произнес отец.
— Прекрасным и молодым? — невольно поддела я папу, хотя намеревалась всего лишь выиграть время и обдумать ответ.
Естественно, родителям очень хотелось услышать, что у нас с Сэмми все серьезно, и, видит Бог, никто не хотел этого больше, чем я, но у меня не хватило духа откровенно объяснить ситуацию.
— Можно подумать, мы с матерью спим и видим, чтобы ты вышла замуж за парня вроде Пенелопиного, как там его имя?
— Эвери.
— Точно, Эвери. Согласен, неплохо иметь под рукой неиссякаемый источник хорошей «травки», но что касается внешней красоты, парень по имени Сэмми бьет его одной левой. — Отец усмехнулся собственной шутке.
— Докладывать особенно нечего. Подвезла человека в Покипси, вот и все. — Мне не хотелось откровенничать: вроде бы немного старовата для трепетного признания папе с мамой, что влюбилась по уши.
Папа отпил чаю и уставился на меня поверх кружки с надписью «Ветераны за мир». Насколько я знала, ни он, ни мама не были ветеранами ни в едином смысле этого слова, но я ничего не сказала.
— Ладно. Тогда… Как твоя новая работа?
Мне удалось забыть о работе на целых двадцать четыре часа, но внезапно меня охватило паническое желание проверить сообщения на домашнем автоответчике. К счастью, возле дома родителей сотовый не брал, а набирать свой номер с их телефона было лень.
— Вообще-то очень хорошо, — поспешно ответила я. — Гораздо лучше, чем ожидалось. Большинство тех, с кем я работаю, мне нравятся. Вечеринки пока не приелись, хотя я уже сейчас вижу, что это может надоесть довольно быстро. Постоянно общаюсь с новыми людьми. В общем, пока меня все устраивает.
Отец кивнул, словно обдумывая услышанное, но я поняла — он хочет что-то сказать.
— Что? — спросила я.
— Нет, ничего. Все это очень интересно.
— Что интересного? Светские вечеринки с целью пропиариться. Я не считаю это чем-то особенным.
— Именно это я имел в виду. Не пойми меня превратно, Бетт, но мы с матерью немного удивлены, что ты выбрала такую сферу деятельности.
— По крайней мере, не «Ю-Би-Эс». Помнишь, у мамы чуть сердечный приступ не случился, когда она узнала, что один из наших клиентов «Дау кемикалс»130? Целых три недели она изводила меня ежедневными письмами, обвиняла, что я причастна к уничтожению лесов, развитию рака легких у детей и даже — правда, я не совсем поняла, каким боком, — к войне в Ираке. Она подняла такую панику, что мне пришлось добиваться разрешения не работать с этим клиентом. А теперь вы расстраиваетесь, что я нашла новую работу?
— Мы не поэтому расстраиваемся, Бетт, просто надеялись, что ты уже созрела для занятий чем-то… ну, чем-то значительным. Может быть, сочинительством. У тебя ведь хорошо получалось. Куда все это делось?
— Мало ли о чем я говорила, папа. Подвернулась пиар-компания, и я рада. Чем плохо? — Я сознавала, что говорю излишне резко, но обсуждать работу не было сил.
Отец улыбнулся:
— Ничем не плохо. Мы уверены, в конце концов, ты найдешь свой путь.
— Ас чего такая снисходительность? Я занимаюсь нормальным делом, и…
— Бетт? Роберт? Где вы? Только что позвонили девушки из продовольственного кооператива, они уже в пути. Праздничный костер готов? — Мамин голос гулко раздавался в деревянном доме. Переглянувшись, мы встали.
— Мы идем, дорогая, — отозвался отец.
Я поставила обе чашки в раковину и шмыгнула мимо отца вверх по лестнице, сменить одни мешковатые штаны на другие. Проведя расческой по волосам и слегка смазав губы вазелином (те самые губы, которые Сэмми целовал каких-нибудь двадцать часов назад…), я услышала голоса на заднем дворе.
