В конце концов парень начал подозревать, что воняет он сам. Ночью вляпался в лесу в какую-то пакость, не заметил, пакость замерзла, а теперь вот оттаяла и завоняла. Круглов отправился в ванную и с разочарованием обнаружил, что помыться нельзя – горячая вода отключена во всем доме, а холодная была настолько холодна, что даже руки помыть не получалось. Можно, конечно, нагреть на газу кастрюлю, но это было как-то дико, да и лень. Тогда он плюнул и решил, что ничего, пусть он будет вонять. Все люди, в сущности, вонючи, одни больше, другие меньше. Он будет чуть больше, ничего страшного.
Плохо только, что уехали все, как-то слишком пусто сделалось.
Круглов вздохнул и позвонил Сомёнковой, назначил встречу, там же, в парке. В пять часов, как раз после тренировки. Она сказала, что постарается. До пяти оставалось много времени, находиться в затопленном доме было невыносимо, и Витька решил погулять по городу. Поехал в центр, к архитектуре – он уже давно заметил, что архитектура успокаивает, особенно в монументальных ее проявлениях. К сожалению, ничего категорически монументального в городе не было, немного отвечал требованиям оперный театр, построенный после войны, и Дом культуры железнодорожников, построенный еще до. Круглов вышел возле ДКЖ, прогулялся вокруг и двинулся в сторону театра. По пути заглянул в старую «Лакомку» и пообедал пирожными «шу», запил двумя стаканами кофе.
Настроение немного улучшилось, подбодренный, он двинулся дальше. На другой стороне улицы желтело областное училище культуры. Это заведение Круглов любил особо, здание было построено давно и успело изрядно врасти в землю, так что окна первого этажа находились почти вровень с тротуаром. Он обожал подходить к окну, прилипать к стеклу, так чтобы лицо расплющивалось о стекло погаже, и пялиться.
Очень скоро музыканты сбивались и начинали смотреть на него. Музыка ломалась.
Если настроение было совсем уж плохое и если композиторы не реагировали, парень прибегал к проверенному способу – извлекал из кармана кусочек пенопласта и медленно водил им по стеклу. Звук получался восхитительный, тонкий слух музыкантов расстраивался, они начинали фальшивить и нервничать, педагоги приходили в ужас и начинали орать. Настроение расцветало.
Впрочем, можно было и не вредничать, смотреть на воспитанников и без того забавно – все выглядели слишком уж одухотворенно и играли слишком уж плохо.
Сегодня музыкантов почему-то не наблюдалось, Круглов шагал вдоль окон, но ни за роялями, ни за арфами, ни за баянами никто не сидел. Зато со второго этажа доносилось что-то странное, оркестр заунывно играл не менее заунывную музыку. И тревожную еще, от которой хотелось бежать.
Круглов проследовал мимо училища к небольшому скверу, остановился возле фонтана. Музыка не давала покоя, почему-то хотелось послушать ее еще. Что-то в ней…
Он не вытерпел и вернулся к обители муз. Оркестр продолжал играть, и вдруг Круглов узнал, что это за музыка.
Реквием.
Ну да, тот самый, Моцарта, Круглов прекрасно помнил «Амадея» и чем все там закончилось.
Играли, правда, не очень хорошо, спотыкачно, но все равно.
Настроение расстроилось окончательно, парень шагал к месту встречи с Сомёнковой, а в башке у него гремела заупокойная месса, и скверное исполнение каким-то образом усиливало ее воздействие. От этого любоваться театром оперы расхотелось, да и не получилось бы – он оказался погружен в состояние реставрации. Круглов купил мороженое и направился к парку.
Пломбир попался хороший, даже неожиданно хороший, Витька увлекся, обгрызая по краям шоколад и выуживая изюм, и подумывал – не купить ли у следующего ларька вторую порцию? А еще он обдумывал следующий шаг. Блуп сработал, кажется, неплохо, теперь необходимо было укоренить страхи и чуть-чуть подпустить паники. Например, с помощью…
Тут Круглов запнулся о возмутительный штырь, торчащий из асфальта. Палочка от мороженого вонзилась в нёбо.
А показалось, что прямо в мозг, в самую серединку, пробила его насквозь и выскочила прямо из макушки.
Круглов завыл. Рот почти сразу наполнился кровью, палочка оказалась расщепленной, с двумя острыми концами. Мороженое упало, парень выдернул изо рта маленькую пику, сплюнул.
Кровь продолжала заполнять рот, Круглов отошел к дереву и стал ее сплевывать. Кровь не останавливалась, ранка была небольшая, но, похоже, глубокая. Он пытался заткнуть ее языком, не получилось. Зато его посетила забавная мысль – он достал жвачку, быстренько разжевал, отделил зубами небольшой кусочек и запломбировал им дырку.
Получилось.
Круглов выдохнул, послал проклятие производителям палочек и поспешил в парк.
Сомёнкова поджидала его возле карусели. С зонтиком – маленький аккуратный зонтик Сомёнковой напротив большого драного зонтика карусели. Круглов пощупал жвачку, затыкающую дырку в его нёбе, и подумал, что Сомёнкова очень хорошо совпадает с общим осенним видом парка. Если бы он умел рисовать, он бы ее, пожалуй, нарисовал. Осенняя карусель, красиво…
Аня заметила его и помахала. Парень помахал ей в ответ.
Они встретились, она протянула руку, и он ее пожал.
– Что с глазом?
Круглов пощупал щеку. Надо было очки надеть, забыл.
– Попал под лошадь, – ответил он. – А у тебя как?
– Что как? – спросила в ответ девушка.
– Ну, Любка как?
– Не пришла сегодня. Действует, что ли?
Витька пожал плечами.
– Она раньше пропускала?
– Никогда.
– Значит, действует. Будем продолжать?
Сомёнкова задумалась буквально на мгновение, сомнения, отметил Круглов, сомнения, а через секунду она ответила:
– А как же.
– Тогда…
Он вдруг понял, что совершенно забыл про свой план. Он его придумал быстро, за несколько секунд, и так же быстро забыл при уколе.
– Что мне еще сделать? – спросила Аня. – Слепить чучелко из воска, приклеить к его башке Любкин волос и нашпиговать раскаленными иглами? Так?
– Лучше по-простому – волчью яму. Чего с вуду возиться, это далеко не всегда эффективно…
– Волчью яму я уже пробовала, – ответила Сомёнкова. – Не получилось, у Любки волчье же чутье, не попалась.
– В тебе проснулось чувство юмора, – усмехнулся Круглов. – Это хорошо. Может, не надо дальше-то?
– Надо, – твердо сказала девушка. – Надо.
– Как знаешь. Твой следующий шаг… Начинай ей звонить.
– Звонить?
– Угу, – подтвердил Витька. – Только так. И не иначе.
– Почему звонок?
– Тут все просто. Во-первых, звонок – это всегда неожиданность, что само по себе чертовски пугает. Во-вторых, звонок – это как крик козодоя. Ты знаешь, кто такой козодой?
– Он кричит… – с неуверенностью ответила Сомёнкова.
– Верное замечание.
Круглов почувствовал, что ему нравится в компании с Аней. Она… С ней как-то спокойнее. И чувствует он себя увереннее.
– А почему он так называется, знаешь?
– Коз доит? – спросила Сомёнкова.
