Минут двадцать? Чтобы подняться по лестнице и спуститься обратно понадобилось бы гораздо меньше.
– Анна! – позвал он.
Парень знал, что ответа не будет, он засунул в карманы несколько свечек, взял поудобнее праздничный горящий светильник и полез наверх.
На втором этаже было совсем темно – в коридор не выходили окна. Круглов остановился на лестнице и зажег еще одну свечку. Зеленую, дурацкую, с завитушками и мишками вокруг. Поднялся в коридор.
– Анна…
Голос запрыгал между стенами, потонул в сырой бумаге.
– Анна! – сказал Витька уже громче. – Анна, ты где?!
Пламя свечей колыхнулось от сквозняка.
Дверь в комнату приоткрыта, за дверью темно, темнота как-то выдавливается в коридор. Круглов знал, что это всего лишь оптический эффект, но все равно неприятно. Стоило прихватить биту, их мать тоже запасла зачем-то, взять хотя бы под мышку… А так…
А вдруг Сомёнкова свихнулась? Сейчас как выпрыгнет, как выскочит, а у нее, между прочим, самурайская сабелька повышенной остроты, посечет так, что лапши не соберешь по закоулочкам.
Витька сделал осторожный шаг к двери. Из щели тянуло ощутимым холодом, он подумал, что Аня выпрыгнула в окно. С перепугу.
Он с трудом, через боль, наклонился, поставил свечку на пол. Надо входить… Толкнул дверь.
Комната была пуста, Сомёнковой он не увидел – прямо посреди валялась опрокинутая керосиновая лампа. И светло. Из коридора казалось, что здесь непрогляд, а на самом деле светло, луна сквозь окно так и шпарит, видно почти как в белую ночь. Погасил свечку, чтобы не мешала.
– Ты здесь, Аня? – спросил он.
Куда она могла запропаститься…
– Ты где?
Единственное место, куда могла спрятаться Сомёнкова – под кровать, она что, под кровать забралась, что ли…
– Анна! – позвал Круглов – Ты где, Анна?
Тихо. Только шорох за печкой, вряд ли Сомёнкова смогла спрятаться за печку, она ведь совсем не тараканьих размеров…
Неприятный такой шорох, скребучий, возится кто-то там.
Борька. Сверчок, выбрался опять, хитрюга, теперь страха наводит.
Витька поднял лампу и стал ее заправлять. Остро запахло керосином.
Весело, думал он. Через край просто, по дому бродит фигуристка с катаной…
– Виктор!
Круглов вздрогнул.
– Виктор, я здесь!
Точно ведь, под кроватью! Он с трудом опустился на пол, осторожно приблизился к койке.
– Ты что? – спросил парень. – Зачем сюда забралась?
– Оно здесь, – прошептала Сомёнкова.
Блеснул меч, она вцепилась в оружие, глаза выпучились от страха, Витька отметил, что вид у нее совсем анимешный – глаза большие и клинок, в другой ситуации бы посмеялся.
– Оно здесь, я его видела! Там стоит, у ворот!
Круглов повернулся на живот и пополз к окну, аккуратно, стараясь не греметь забранной в шины ногой и костылем.
– Ты куда?! – захлебнулась Аня. – Не ходи! Не ходи! Мамочка, зачем я с тобой связалась…
– Тише ты! – Витька пригрозил кулаком. – А то услышит!
Он подполз к подоконнику, взялся за батарею. Та оказалась холодной, ледяной, парень подумал, что трубы придется, видимо, менять и стал медленно подтягиваться. Встать на колени он не мог из-за ноги, поэтому пришлось подняться в полный рост.
Двор был виден отлично. Газон до забора, канадская ярко-зеленая трава. То есть она это под снегом зеленая, а в заморозок похожа на серебристый мох, блестит на свету и ломается под ногами. Отец недавно стриг, газонокосилку специально купил, чтобы в порядке поддерживать, а теперь пожухнет, заморозок никакая канадская растительность не перенесет. Никого вроде.
Ворота. Ажурная ковка, произведение искусства, убрана стальными розами.
Круглов сощурился. Забор создавал зону тени, метра два, не больше, в этой тени…
Тоже никого. Даже кирпичи, из которых забор сложен, видны, и все.
– Нет никого вроде, – сказал он. – Совсем. Ты говоришь, он стоял за воротами?
– Он стоял с
Витька шагнул назад.
– Он внутри! – продолжала Сомёнкова. – Мамочка…
– Он в дом не войдет, – сказал парень. – Нет, не войдет…
Он совсем не был в этом уверен.
– Мама, мама, мамочка… – причитала Аня под кроватью.
Круглов опустился на пол, подполз к ней.
– Вылезай, – сказал он. – Вылезай, нам надо вниз спуститься.
– Не хочу, – помотала головой девушка. – Я тут хочу…
– Вниз! – сказал настойчиво Круглов. – Вниз давай!
– Нет. – Сомёнкова задвинулась глубже, прижалась к стене. – Нет, я не вылезу!
– Говорю, пойдем отсюда, – он протянул руку. – Внизу лучше…
Топ.
Кто-то во дворе сделал шаг.
Аня прокусила губу, потекла кровь.
– Аня! Вылезай!
Но Сомёнкова растопырила локти и выставила перед собой меч, Витька понял, что просто так ее не вытащить.
Топ.
– Мама…
Девушка заплакала.
– Я не хочу… – всхлипывала она. – Зачем я сюда приехала… Зачем все это…
Круглов дотянулся до канистры с керосином, скрутил крышку.
– Сейчас я вылью его на пол, – пообещал он. – Керосин чертов. Тут два с половиной литра, между прочим. А потом подожгу, вот здесь у меня зажигалка. Как тебе это?
– Не надо…
Он капнул на пол керосина.
– Тогда вылезай.
– Я не хочу…
Витька чиркнул зажигалкой. Сомёнкова шустро вылезла из-под кровати.
– Я…
– Тсс! – Круглов приложил к губам палец. – Надо выходить и спускаться.
– Зачем нам спускаться? – хлюпая носом, спросила Аня.
– Мы должны контролировать дверь, – ответил парень.
– А с чего ты взял, что он войдет через дверь?
– Я знаю, он полезет через эту дверь.
Топ.
Уже совсем близко, почти под окном. Сомёнкова побледнела. Умудрилась побледнеть в бледном лунном свете, отметил Круглов.
– Держи, – он сунул ей канистру и лампу. – Смотри не урони!
Аня прижала канистру к груди.
