ожидании. По лицу было видно, что ждать он будет недолго — до первого слова, причем, любого.
— Не так близко, как ты с моей женой. Размер кошелька не тот. Что ж тебя на мои объедки тянет?
— Ах, какой дурачок, — обрадовалась Мила. Алеша сжал мою ладонь, призывая к спокойствию. Борзов заинтересованно уставился на Андрея, Жанна кинула на пьяную физиономию Олега насмешливый взгляд и уткнулась в тарелку, Геннадий сосредоточенно жевал и глаз от пищи в своей тарелке не отрывал, зато уши работали, как локаторы.
Сергей чуть поддался вперед и, схватив моего милого за грудки, подтянул к себе, размазывая салат по его новой шелковой рубашке:
— Ты что несешь, гоблин? — процедил тихо.
Тот хоть и пьяный, но, глянув в глаза Сергея, сообразил, что лучше б промолчать, и даже немного протрезвел — развел руками и примирительно закивал:
— Это я так, извини, сболтнул, ну…
Сережа нехотя отпустил его по настойчивой просьбе Андрея и покосился на меня — вымучил улыбку. А взгляд, как дуло пистолета.
— Все хорошо, Анечка, перепил, с ним случается, — заметил Алеша, успокаивая.
Можно подумать, я переживала…
Нет, конечно, меня насторожили слова супруга, и расценить их можно было лишь в одном ракурсе, но при всем желании представить своего лощенного изнеженного Кустовского любовником косолапой и неухоженной дочери степи не могла. И Андрея в роли змея-искусителя тоже. Если хоть на минуту предположить возможность связи Олега и Гули, то как же «любит» меня мой брат, раз столкнул их вместе на семейном празднике, на моих глазах?
Нет, ерунда. Мало ли что упадет с пьяного языка, забредет в нетрезвую голову?
Жанна переключила внимание на себя — принялась рассказывать анекдот. Все рассмеялись, вернулись к пище и неспешным разговорам. Только Сергей даже не улыбнулся и принялся хрустеть яблоком, перемежая многообещающие взгляды в сторону Олега, с милейшими — в мою.
— Ах, как вы живете-то, Анечка, — пропел на ухо Бозов. — На зависть, право.
— Ему нельзя пить, он с ночного дежурства, — пояснила я.
— Да что вы, — усмехнулся тот и, отодвинув свою тарелку, повернулся всем корпусом ко мне, водрузив ладонь на спинку стула. Моего стула:
— А скажите откровенно, Анна Дмитриевна: я вам совсем не нравлюсь?
— Отчего же, нравитесь.
— Насколько сильно?
Что ему надо?
— Поясните.
— Что ж здесь пояснять? — хмыкнул Олег и встал, одной рукой придерживаясь за спинку стула, чтобы не упасть, другой, салютуя фужером с шампанским. — Предлагаю тост!
— Может, не надо? — предложили одновременно Андрей и Сергей. Первый с насмешкой и ожиданием, второй с предупреждением. Олег их не услышал и провозгласил:
— За самую дорогую и шикарную шлюху в этом борделе! За мою жену!
За столом повисла тишина, окаменели все, включая Гулю и Борзова. Сергей молча встал и, обогнув стол, подхватил Олега за шиворот и пояс штанов, выволок из зала, как тюк с бельем.
Гуля вскочила, видимо, желая спасти Кустовского, но Андрей рывком усадил ее обратно и придавил взглядом.
В повисшей тишине слышались поздравления президента. Андрей поднял бокалы, и все зашумели, готовясь к бою курантов.
Я же гоняла по тарелке зеленый горошек и думала: смогу ли когда-нибудь простить Олега? И как можно расценить тревогу Гули за незнакомого, в общем-то, человека? И желание бежать за ним, спасать от возмездия. Справедливого возмездия. С моей точки зрения.
И встала, но не для того, чтобы присоединиться к поздравлениям — чтобы покинуть в миг опостылевшее общество.
— Ты куда, Аня? — задержал меня Алеша.
— Носик припудрить, — стряхнула его руку, шагнула прочь. Андрей преградил мне дорогу:
— Не бери в голову, малыш…
— Его поступок или твой?
Он чуть побледнел и отвел взгляд:
— Не знаю, что ты себе придумала. Он всегда был таким. Не жалей о нем, малыш, он не стоит тебя.
И мне стала ясна причина поступка брата — самая обычная ревность. Страсть и любовь, как обычно, шли под руку с оправданной жестокостью и эгоизмом. Андрей мог смириться с Алешей, но не с Олегом. И пять лет кропотливо работал на устранение соперника. Как виртуозно!
А сколько он заплатил, чтобы Гульчата согласилась на подобное унижение? Теперь я уже сомневалась в том, что она имела отношение к Олегу.
— Мне нужно побыть одной.
— Сердишься? — Андрей действительно забеспокоился и готов был умолять. Но я не хотела подобного унижения и вяло улыбнулась ему, успокаивая:
— Не сержусь. На тебя. Но мне нужно минут десять, чтобы прийти в себя.
И обошла его. Он не поверил и огорчился. А может быть и пожалел о содеянном? Впрочем, нет. Он никогда ни о чем не жалел. Даже если на его чело набегала тучка сожаления — нужно было не успокаивать его совесть, а искать причину данной гримасы в окружении. Он всегда дозировал свои чувства, любые и знал, где и к кому их применять. Зря он пошел в адвокаты. Из него получился талантливый юрист, а мог бы получиться гениальный актер.
Я накинула шубку и вышла на крыльцо. Мне было грустно и немного горько. И как ни странно, хотелось не плакать или, заламывая руки, взывать к совести и прочим архаизмам, не выяснять отношения с мужем, братом, этой раскосой азиаткой, а понять себя. Могу ли я простить измену, если таковая уже имеет место быть или еще только состоится? Смогу ли простить Олегу его оскорбление? Хочу ли я жить с этим человеком? Могу ли оставить безответным его хамство?
Я не знала ответов на эти вопросы. И мне не хотелось отвечать на них сейчас — мне хотелось исчезнуть, скрыться от проблем, навеянных Новогодней ночью, от суеты и веселья, от завтрашнего дня, когда Олег будет с удивлением смотреть на меня и отрицать все: от пьяного куража до заявлений о шлюхах и объедках. Мне было больно, стыдно и противно. И до судорог хотелось покинуть эту дачу прямо сейчас, сиюминутно, уехать от праздника, превращенного в поминки, от гостей, от братьев, от веселья, объяснений, оправданий, обвинений. Выяснений, глупых, ненужных и опостылевших.
Пять лет я была шлюхой в глазах мужа и при этом не изменяла ему. Он же был чист и непорочен и… изменил. Нет, Гуля, конечно, не соперница, даже если предположить возможность их связи, но почему я должна носить чужую корону, глотать незаслуженные оскорбления?
Наверное, стоит заслужить эти оскорбления, чтобы не было настолько больно и обидно…
Я решительно направилась на поиски Сергея.
Алешу просить бесполезно — он найдет массу доводов против отъезда и за продолжение фуршета. Андрей?… Его так же стоило поставить на место. Он хотел открыть мне глаза? Еще раз напомнить ничтожность человека, считающегося моим мужем? Не так, ох, не так. Где же ваш ум и дипломатия? Сказал бы прямо — я хочу тебя, малыш. Ведь вся причина в этом, причина всего. Мне уже не 20 лет, я вижу и понимаю много больше, и рамки дозволенного людской моралью сузились в моих принципах до минимума.
А Алеша?
Алеша…
Я даже остановилась, вспомнив то, что случилось. И села на выступ у домового фундамента, скрипнув зубами от безысходности: что же я наделала, что?
На минуту мне стало страшно…
