— Что не знаю, где находится господин Готенбах.
— Но мне-то вы выдадите эту тайну?
— Ушёл со своей группой в ночное варьете.
— А где этот молодой человек?
Она кивнула в сторону туалетов.
Симош наклонился к ней и заговорил так тихо, что она с трудом разбирала его слова:
— А теперь, девушка, покажите, на что вы способны. Сейчас вы дадите мне ключ от комнаты Готенбаха, а когда парень выйдет, скажете ему, что господин Готенбах только что пришёл, и назовёте номер комнаты.
— Я не знаю…
— Давайте, давайте! Быстро, девушка, быстро! — Он чуть ли не вырвал из её рук ключ, когда она сняла его с крючка, и вскочил в лифт.
В номере Готенбаха Симош не стал запирать дверь и включил свет. Взял чемодан, поставил его на стол, немного помедлил, потом открыл! Бельё, проспекты, план города. И фотография. Молодая стройная женщина с серьёзными выразительными глазами. На обороте надпись: «Моему брату. Яна». «Странно, — подумал Симош, — через два года после её смерти он возит с собой в командировки её фотографию, прикреплённую к внутренней стороне крышки чемодана».
Голоса у двери заставили его отойти в сторону. Раздались осторожные шаги. В мгновение ока Симош схватил руку Кройцмана и вывернул её за спину. Тот, вскрикнув, опустился на колени. Прежде чем Кройцман успел сообразить, что схватил его не Готенбах, руки его оказались в наручниках. Тут он узнал старшего лейтенанта и спокойно произнёс:
— Вы умеете хватать только невиновных.
— Садитесь! — Симош подтолкнул его к стулу. — Значит, мы хватаем невиновных. А вы преследуете именно того, кого надо. Что вам было нужно в этом номере?
— Хотел посетить господина Готенбаха.
— Он тоже ваш друг?
— Вы опередили меня. — Кройцман постепенно приходил в ярость. — Я хотел предотвратить как раз то, что сейчас произошло. — Он сунул Симошу под нос свои руки в наручниках. — Господин старший лейтенант, вы надели своё украшение не тому, кому надо.
— Вы повторяетесь. Можете, конечно, твердить о своей невиновности сколько угодно, но факты говорят за себя.
— Я представил бы вам другие факты, если бы вы не встали у меня на пути.
— Давайте сначала разберёмся с имеющимися. Например, с тем, что вы всё же были в последнее время на садовом участке Люка. Об этом свидетельствует ваша обувь. Что вам там было нужно? Только не рассказывайте, что собирали цветочки, например осенний безвременник.
— Мы условились встретиться с Люком. Просто так. Он хотел, чтобы я ещё раз побывал в его «поместье», прежде чем он его продаст.
— Почему вы не сказали об этом сразу?
— Олаф убит. Я не хотел быть втянутым в эту историю.
— Нет никакой надобности вас втягивать, — возразил Симош. — Вы и так увязли в ней по уши. Люк убит именно в тот вечер, когда вы были у него. Вы обманули полицию и сбежали, когда мы хотели поговорить с вами ещё раз. Вы избили директора Шиффеля. Теперь заявились в номер Готенбаха. Был ли он целью вашего преследования, или вы побежите, как одержимый, дальше?
— Когда я шёл к Олафу, мне встретился около его участка очень высокий человек.
— Ну и что?
— Садовая калитка была открыта, Олафа нигде не было, и я ушёл.
— Куда?
— К директору Шиффелю. Делать проводку.
— Значит, вы заранее рассчитали время, чтобы успеть повидаться с Люком и точно в восемь быть у господина Шиффеля? Не застав якобы своего друга, вы сразу же вернулись в город и всё же опоздали к Шиффелю. Как это всё сочетается?
Кройцман пожал плечами, стараясь казаться равнодушным:
— Трамвай…
— А, ну конечно, — сыронизировал Симош, — всё дело в трамвае. Кстати, в тот вечер у Шиффеля вы нервничали.
— Злился на то, что не застал Олафа.
— Почему же вы теперь преследуете его шурина?
— Фройлайн Заниц сказала, что в числе знакомых Люка был только один человек двухметрового роста — его шурин.
— Предположим, вы говорите правду, и предположим, что Люка убил Готенбах. Как вы думаете, что с вами произошло бы, окажись он сейчас в номере?
Руками в наручниках Кройцман отвёл со лба волосы.
— Не каждого так легко сбить с ног, как Шиффеля. Кстати, он намерен предъявить вам обвинение в нанесении телесных повреждений. Вы взрослый человек. Как же вы не понимаете: тот, кто знает что-либо об убийстве, не должен бегать по улицам и вламываться в чужие квартиры и
номера отелей. Впрочем, мы всё проверим: и ваши истории, и то, чем вы занимались вечером, когда был убит ваш друг, Пошли! А это я сниму. — Он дотронулся до наручников. — Не хочется делать из отеля рекламу для фильмов «Телефон полиции 110», Но не валяйте дурака. У подъезда стоят полицейские машины, и мы все регулярно тренируемся в стрельбе.
Они спустились в фойе. С приветливым поклоном старший лейтенант возвратил блондинке ключ от номера Готенбаха и оставил для него полицейскую повестку.
На улице Симош подвёл Дирка Кройцмана к машине и передал патрульным:
— Он пока арестован. Завтра утром я им займусь.
Симош смотрел вслед удалявшейся машине и думал: «Незаметный молодой человек без особых жизненных запросов. Плывёт по течению. Вдруг попадает в круговорот событий, которые даже не может правильно оценить. Крутит их и так и эдак, действует наобум…»
12
В полицейской повестке Готенбаху предлагалось явиться в 14 часов, но уже утром он вошёл в кабинет Симоша.
— Не могли бы мы поговорить сейчас? — спросил он, глядя на часы. — У меня всего полчаса времени, потом по программе поездка в Майсен. Возвращусь в девятнадцать часов.
— Нет.
Симошу не хотелось отпускать его. Большую роль сыграли сомнения, возникшие при задержании Кройцмана. С другой стороны, он не мог без достаточных оснований лишить группу иностранных туристов оплаченного переводчика или, ещё хуже, сорвать поездку. Симош не боялся, что Готенбах скроется, ведь он ещё не знает, что полиции известно, где он находился в тот роковой вечер. Кроме того, человек в его положении просто так не убежит. Самое лучшее для него — продолжать свою работу и не бросаться в глаза.
— Жду вас в этом кабинете в девятнадцать тридцать, — сказал старший лейтенант.
— Простите, но это, мягко говоря, невыполнимое требование. — Готенбах выпрямился во весь рост и врезался головой в висячую люстру, которая закачалась с жалобным звоном. — После таких поездок я вечером ни на что не способен, к тому же не успею даже поужинать.
Симош подписал пропуск.
— До свидания. Девятнадцать тридцать.
Выходя из кабинета, Готенбах возмущённо покачал головой.
