самолетными частями, из которых необходимо было спешно собирать готовые к бою самолеты. С помощью своих знаний и инженерного чутья Кочетков справлялся с этой задачей и приобрел такой опыт по иностранным самолетам, что с ответным визитом к американцам послали именно его. Вместе с ним отправился и другой инженер-летчик — Федор Супрун, родной брат Степана.
На самолете они пересекли Сибирь, Тихий океан, американский материк и очутились в Нью- Йорке.
Они вскоре привыкли к чудесам огромного города, так как оба были инженерами и знали, какие возможности таит в себе техника. Но некоторые местные нравы ставили их иногда в тупик.
Как-то раз нужно было им приехать на 8-е авеню, и они наняли «кар» — такси. Водитель оказался опытным и общительным малым. Он вел машину на предельно дозволенной скорости и охотно отвечал на вопросы. Вдруг сбоку, злостно нарушая правила уличного движения, на полной скорости, наперерез такси, выскочила легковая машина. Столкновение казалось неминуемым, но профессиональный рефлекс шофера такси «сработал» вовремя и с такой силой воздействовал на тормоза, что пассажиры под визг колес подскочили вперед и вверх, стукнулись головами о потолок, затем ткнулись носом в спинку шоферского сиденья и наконец упали на свое.
Когда первые минуты испуга прошли, они принялись расхваливать шофера, так удачно избежавшего катастрофы.
Но последний, обернувшись, ошалело посмотрел на пассажиров и не допускающим возражения тоном воскликнул:
— Какой же я дурак!
— Как? — не поняв, изумились летчики.
— А так! — грустно ответил шофер. — Машина-то у меня старенькая и к тому же застрахованная. Она была бы разбита не по моей вине, и я мог бы получить хорошие денежки на новую.
— Позвольте, — возразил Кочетков, — но ведь и нам от такого столкновения наверняка бы не поздоровилось.
— Так ведь по закону нарушитель и вам заплатил бы за увечье, — ответил шофер, крайне удивленный юридической малограмотностью своих седоков.
Кочетков молча поглядел на Супруна, потом, повернувшись к шоферу, попросил:
— Вы все-таки довезите поосторожней. Мы приезжие. Нам через несколько месяцев домой надо, в Россию! Ту Рашн!..
В Вашингтоне — обилие зелени. Столица Соединенных Штатов утопает в садах и парках. Кроме того, их удивило, что в городе очень много белок. Маленьких веселых зверьков можно было видеть на деревьях, на крышах небольших домов, на улицах.
Однажды летчики совершали поездку в автомобиле. Неожиданно их машина резко затормозила. Остановились и другие машины, ехавшие рядом и навстречу, хотя светофора здесь не было.
— В чем дело? — спросили летчики шофера.
— А вот! — указал он. — Белка переходит дорогу.
Когда они тронулись, шофер пояснил, что жизнь и здоровье белок охраняется в этом городе специальными законами, и горе тому, кто их нарушит — убьет или покалечит белку. Виновнику грозит большой штраф или тюрьма и соответствующая публикация в печати.
На авиазаводе глава фирмы устроил прием в честь советских летчиков. Когда Кочетков и Супрун, отправляясь на банкет, прилаживали перед зеркалом в гостинице парадное обмундирование, один из сопровождающих их сотрудников нашего торгпредства спросил:
— Вы случайно, не привезли с собой прозапас форменных пуговиц и фуражных звездочек?
— Привезли, — ответил Кочетков. — А что?
— На приеме вам придется дарить сувениры, а ваши форменные пуговицы и звезды сейчас здесь в наибольшей моде. Так что советую взять запасец с собой, чтобы не пришлось отрезать от кителя.
Вечер прошел очень оживленно, в дружеской обстановке. Американские летчики-испытатели, молодые энергичные люди, в возрасте от двадцати до тридцати лет, были очень рады познакомиться со своими русскими коллегами.
Мистеры Кочетков и Супрун почти весь вечер писали автографы, раздавали сувениры и записывали адреса новых знакомых, каждый из которых жаждал видеть русских у себя в гостях и на очередном матче в бейсбол.
Первое же посещение аэродрома произвело на наших летчиков хорошее впечатление. Правда, вначале они несколько удивились, что на старте не было выложено «Т», не было дежурного по полетам, финишеров и стартеров. Никто не махал флажками, не бегал, не кричал, не суетился. Меду тем самолеты весьма организованно взлетали и садились. Чья-то невидимая рука умело и твердо управляла ими.
Летчики обратились с вопросом к начальнику летной службы фирмы, и мистер Стенли, — он же ее главный летчик-испытатель, — кивнул в сторону возвышавшейся в углу аэродрома башни и сказал:
— Все управление полетами производится по радио. Там, — показал он на застекленную верхушку башни, — находится диспетчер. Он хорошо видит, что делается на аэродроме и далеко над ним. Диспетчер передает экипажам самолетов необходимые команды, и те обязаны в точности исполнять их.
На обратном пути Стенли очень любезно показывал свое хозяйство. Наши летчики обратили внимание и на ежедневный информационный бюллетень фирмы. Наряду с результатами работы в нем подробно описывались последние встречи бейсбольных местных команд.
Когда приблизился день первого вылета Кочеткова с американского аэродрома, мистер Стенли спросил:
— Вы давно не летали на нашей машине?
— Около шести месяцев, — ответил Кочетков.
— О, — сказал мистер Стенли, — тогда вам придется основательно потренироваться, прежде чем приступить к испытаниям.
— Думаю, что освоюсь быстро, — улыбнулся Кочетков.
— Все-таки без тщательной проверки и подготовки я вас не выпущу, — сказал мистер Стенли и поручил своему летчику Бобу Пирсу проверить и проинструктировать Кочеткова.
Боб Пирс немедленно взялся за дело, но тут вначале произошла заминка, так как из-за различной степени знания английского языка им было несколько трудновато столковаться. Выручили профессиональные навыки. Кочетков влезал в кабину «Эйракобры» и последовательно показывал, как он будет действовать и где должны в разных случаях находиться стрелки приборов. Если он действовал правильно, Боб Пирс складывал указательный палец с большим в виде буквы «о», и это означало: «О'кей!» Если же Кочетков ошибался, то Боб Пирс зажимал теми же двумя пальцами нос и кривил лицо, как от дурного запаха. Это означало: «Дело пахнет керосином».
Наконец, все было отработано. Наступил день вылета. На аэродроме собрались все новые и многочисленные друзья советских летчиков: фирменные инженеры, летчики, служащие. Всем было любопытно посмотреть, как летает русский летчик.
Тут же, на летном поле, стали заключаться пари — как русский посадит самолет: хорошо или плохо. Мнения разделились, и через несколько минут на аэродроме не оказалось ни одного человека вне пари. Одни спорили на доллары, другие — на виски. Кочетков тоже оказался затянутым в спор. Мистер Мекерфи, начальник эксплуатационного отдела, ставил бутылку виски об заклад, что Кочетков в первую посадку обязательно сделает промах. Кочетков поставил ответную, что не сделает.
Супрун взобрался на вышку, чтобы передавать своему товарищу нужные команды по радио; хорошо зная английский язык, Федор Супрун иногда выполнял обязанности переводчика.
Виновника возникших споров — Кочеткова — волновало лишь одно: взлетно-посадочная бетонная дорожка была значительно уже, чем такие же дорожки на наших аэродромах. Летчик боялся, что при разбеге он съедет с нее в траву.
Он внимательно осмотрелся и услышал в наушниках голос Супруна:
— Можно взлетать!
Он разбежался по линейке, оторвался от нее и снова услышал знакомый, говоривший по-русски, голос:
— Взлет отлично!
