— Как, все? Вы уходите?
— Да. Я выяснил, что хотел.
— Подождите! А как… Женя? Как она? Что с ней?
Олег молчит. Не из природного садизма, нет. Просто не знает, как объяснить то, что знает, Женькиному бывшему преподавателю.
— Она работает? Преподает? Или вернулась… к научной работе? — Худяков спрашивает настойчиво, но Олег видит. Что тот сам не верит, что такое возможно.
— Мне кажется, вкус к научной работе у нее… отбили. Она просто выжила. И не сломалась. Это главное, — и, кивнув еще раз на прощание, Олег выходит из кафетерия. Звенит звонок.
Глава 10.Олег переквалифицируется в гонщика. Совет в Филях. Блицкриг
— Я возвращаюсь.
— Уже?
— Да.
— Узнал что-нибудь?
— Да.
— Расскажешь?
— Да. Как приеду.
— Жду. Осторожней за рулем, Олег.
— Всегда.
Олег был осторожным и аккуратным водителем. Хорошим. Уверенно водящим свой огромный и мощный Lexus GS 350. Но не имевшим привычки ездить на адреналине, как Димон.
А теперь… Асфальтово-серый Lexus мчался по дороге, словно одержимый демонами. Машина позволяла и прощала многое. Ему сигналили вслед. Наверняка — в салонах других машин возгласы удивления чередовались с нецензурной бранью. Ему было плевать. Он ехал на грани фола.
Самодисциплина и умение сдерживаться — эти качества давно и часто помогали и выручали Олега. Даже сегодня. Когда, во время рассказа профессора Худякова, на него волнами накатывала ярость. И затапливало желание пойти, ведь недалеко же! — и разбить в кровь костяшки кулаков об физиономию доцента, а впрочем, нет, теперь уже доктора наук, но все равно — урода и сволочи — Поземина.
Но он сумел. Сдержался. Ибо точно знал — он уничтожит этого подонка. Как-нибудь. Придумает что- нибудь. Не зря же он, как любит говорить Димка, «сцуко, гений».
Его гнало по дороге и жгло изнутри другое. Чуть позже, но все-таки. Он осознал.
Она любила этого… подонка. Сильно. По-настоящему. Любила настолько, что его предательство сбило ее с ног. Поставило на колени. И встать она не может. До сих пор. Что там Олег сказал Худякову? Выжила и не сломалась? Олег не был в этом уверен. Она все еще несет это в себе. Возможно… возможно, она все еще любит его. Она… все… еще… любит… его. Последний раз ему было так больно, когда умер отец.
А из динамиков прямо в сердце вонзались слова:
— Ты мне откуда звонил? По дороге?
— Нет, из университета.
Дмитрий недоверчиво смотрит на часы.
— Не может быть… Ты на тормоз вообще нажимал?
— Не помню, — Олег открывает дверцы шкафа, достает бутылку. — Где у тебя бокалы?
— В приемной, у Аньки.
Зубами вытаскивает пробку. И кощунственно отхлебывает «Мартель» прямо из горлышка.
Минуту-другую Тихомиров молча созерцает этот акт вандализма. Потом подходит и отнимает у Олега бутылку.
— Расскажи-ка сначала. Пока еще говорить можешь.
— Ну что, за руль нам сегодня не стоит.
— Не стоит.
— А не вызвать ли нам такси, Олег Викторович?
— Нет. Я не могу. Я не знаю…
Дмитрий вздыхает.
— Олег, ты хоть понимаешь, что вляпался?
— Понимаю.
— Что делать будешь?
— Думать.
— Помощь нужна?
— Думать? Как будто ты умеешь!
— Но-но, не зарывайся…
Один ерничает, другой серьезен, хотя в них обоих плещется один и тот же коньяк.
— Дим, у меня есть пара идей. И помощь твоя понадобится, наверное. Я только обдумаю все как следует. А потом уже… поможешь?
— Конечно. Ты же знаешь.
— Знаю.
Почему-то все в квартире напоминает о ней. Он лежит на кровати. И вспоминает. Как она сидела рядом. Ее маленькая ладошка на его щеке. Нежная, но с мелкими камешками мозолей от руля. Золотистые локоны, в которые так хочется запустить пальцы. И глаза, озорные и веселые. И улыбающиеся губы. Черт!
В ней не было ничего, что бы ему не нравилось. Кроме одного. Она любила другого.
Олег вздыхает. Устало. Обреченно. Потому что понимает, что это не изменит его решения. Он уничтожит Поземина. Чего бы это ему не стоило. Даже если Женя его самого после этого возненавидит. Потому что этот подонок ее предал. И Олег его уже ненавидел. Но не за предательство. А за любовь. Которая досталась этому скоту. И которой он был недостоин.
— Ну что, гений мой? Придумал? — Димон отхлебывает кофе. Морщится. Снимает трубку, тыкает в кнопки. — Аня, свари и Олегу Викторовичу кофе тоже, — и добавляет, положив трубку. — Что я, один страдать должен? Как она умудряется портить кофе даже в немецкой кофе-машине, ума не приложу.
Олег усмехается. Дежурный вопрос.
— Уволь ее.