— Думаю, ты об этом не пожалеешь. На минуту установилось напряженное молчание, но Тиффтиф во Чаумелль не способна была молчать так долго.
— Вот мы и выслушали нашего пророка. А теперь не поговорить ли о чем-нибудь более приятном? — прощебетала она.
— Быть может, в другой раз, — ответил ей Ренилл. — У меня еще осталось второе дело. Я должен посоветоваться с Зилуром.
— С Зилуром… Этим жутким старым безумцем? Ой, Ренилл, извини, но…
— Он по-прежнему живет у колодца?
— Ты не найдешь его там, — сказал Ниен.
— Вот как? Почему? — Ренилл внутренне сжался. Зилур умер? Он уже стар и так хрупок. Если умури скончался в последние несколько месяцев, Ниен вполне мог счесть такую мелочь недостойной упоминания в одном из своих редких писем. Тиффтиф, лучше разбиравшаяся в его чувствах, приберегла бы эту новость до минуты, когда она ударит побольнее. Очень похоже на них обоих, предсказуемо, но все-таки он оказался к этому не готов.
— Старикашка уже несколько недель как прихватил свои пожитки и съехал. Даже не спросив моего дозволения. Поведение, выходящее за всякие рамки. — Ниен покачал головой.
Жив. Смерть еще не взяла свое. Облегчение было почти болезненным, но Ренилл не позволил чувствам отразиться на лице.
— Что же заставило его уехать? — поинтересовался он, изображая ленивое любопытство.
— Уязвленная гордыня, я полагаю. Обиделся, видите ли. Настоящая желтолицая примадонна!
— И что же уязвило его гордыню, дядюшка?
— На последней полугодичной сессии Совета Округа мы запретили преподавание этой чепухи насчет Дворца Света.
— Запретили? Понятно. Могу я поинтересоваться, почему?
— Я решительно убежден, что эта суеверная болтовня оказывает вредное влияние на умы молодых туземцев. Задерживает их развитие, питает предрассудки, создает противодействие прогрессивным переменам и всякому благотворному влиянию…
— Нашему влиянию, ты хочешь сказать. Может быть, тебе неизвестно, что Дворец Света является частью традиционной авескийской культуры двухтысячелетней древности, насколько мы можем судить, и…
— В том-то и беда. Устаревшие столетия назад глупости. Ты знаешь, они утверждают, что в этом их Дворце есть комната с серебряным водопадом пяти сотен футов высотой, десятью тысячами золотых звезд, стадом газелей и рыбой с алмазной чешуей, плавающей в воздухе? Все в одной комнате. Ну не смешно ли?
— Этого не следует понимать буквально, дядя. Это символизирует… впрочем, не важно. Возможно, ты переоцениваешь наносимый вред.
— Не думаю. — Ниен во Чаумелль приосанился. — Я счел своим моральным долгом поделиться своим мнением с другими членами Совета, и, к счастью, обнаружил, что большинство разделяет мои убеждения. Так что Дворец Света в нашем округе теперь под официальным запретом, и не только в нашем. Когда старик Зилур узнал о нашем решении, он собрал свое добро и убрался отсюда.
— И даже не спросил разрешения, — язвительно пробормотал Ренилл. — Что ж, дядя, не сомневаюсь, что ты с облегчением избавился от столь неблагодарного субъекта, однако факт остается фактом — мне необходим его совет, и потому, с твоего позволения…
— О, неужели ты уже уходишь? — Тиффтиф вцепилась в локоть Ренилла. — Не покидай нас! Мы все сгораем от желания услышать последние новости из ЗуЛайсы. Моя племянница Цизетта будет безутешна, если ты не скажешь ей хоть нескольких слов.
Ренилл усмехнулся, глядя в ее сладкие, все понимающие глазки. Цизетта в'Эрист уже два года доводила его до бешенства сменой кокетства и ледяной холодности, и жена дяди прекрасно о том знала, но он не собирался признавать перед ней, что задет.
— Пожалуйста, обещай, что подаришь нам хотя бы еще час! — ее улыбка оставалась приклеенной к губам, пальцы втыкались в мышцы руки.
— Как я могу отказать тебе? — воскликнул он, мечтая поскорей отвязаться.
— Милый Ренилл! Ты вернул нам солнечный свет! — Тиффтиф выпустила его локоть. — Теперь ты должен пойти и уделить минутку Цизетте. Не то она расстроится, да и кто может осудить ее? Видишь, вон она там, со своим новым малюткой.
Цизетта… Смешливая, задиристая, легкомысленная молодая Цизетта — замужем и с ребенком? Когда она успела? И за кем замужем?
Ренилл развернулся и решительно направился к ней, не замечая сладкого хихиканья за спиной. Он быстро пересек обширную гостиную и, приблизившись, заметил, что младенец у нее на руках невероятно уродлив. Щекастое бурое личико с широкими ноздрями и большим безгубым ртом. У него мелькнула мысль, что Цизетта вышла за туземца, иначе откуда бы взяться такому смуглому ребенку, но это было невозможно, такого просто не могло случиться…
Цизетта в'Эрист подняла глаза — по-прежнему самые голубые в мире глаза — и улыбнулась, показывая ему самые очаровательные на свете ямочки на щеках.
— Ренилл! — воскликнула она прежним, звонким и певучим как флейта голоском. — Иди сюда,
