— Он вонарец, — с нажимом произнес протектор. — Он выполнит свой долг.
— Долг. Одно из священных, но довольно расплывчатых понятий, вроде чести или справедливости, — задумчиво проговорил Ренилл. — Толкуется в соответствии с обычаями, настроением и требованием момента.
— Не расходуйте на меня свое пресловутое свободомыслие, Чаумелль. — Природная вспыльчивость протектора прорвалась наружу. — Каждый, в ком есть хоть капля порядочности, знает, в чем состоит его долг. Если же вам это не ясно, поясню. Ваш долг — любой ценой защищать интересы Вонара в Авескии. Это проясняет дело?
— Не вполне. Не совсем ясно, например, заслуживают ли интересы Вонара в Авескии моей защиты.
— Вот настоящий цвет и вылез наружу! — Шивокс не потрудился скрыть удовлетворения.
Во Трунир, по-видимому, ошеломленный столь святотатственным заявлением, молчал.
— Запад основал здесь широкомасштабные торговые предприятия, — продолжал Ренилл, — широко применяет коммерческую эксплуатацию, лишая туземцев их собственности и свободы…
— Которых они в большинстве не имели и без нас! — протектор наконец обрел дар речи.
— Целенаправленно подавляет их культуру…
— Какую культуру?! Храмы, талисманы, табу — дикость!
— Лишив их всего и дав взамен…
— Цивилизацию! — рявкнул во Трунир. — Вот что мы им дали. Мы взяли всех этих неумытых дикарей, обучили их, направляем на путь истинный, заботимся об их нуждах, внушаем им моральные понятия, насколько это возможно, исправляем их пороки, выводим из варварства — даем гораздо больше, чем получаем. Если вы этого не понимаете, что вы делаете на гражданской службе?
— О! — Ренилл пожал плечами. — Лучше уж гражданская, чем военная или духовная.
— Хватит! — Чаша терпения протектора переполнилась, лицо его побагровело. — Вы что, трус, глупец или то и другое вместе? До сих пор я пропускал мимо ушей все, что болтают о вас. Я сохранял беспристрастность, воздерживаясь от бездоказательных обвинений, однако теперь мне приходится задуматься. Вы носите имя во Чаумеллей, но что скрывается под этим именем? Здоровая сердцевина или гнилая? Можно ли вообще считать вас одним из нас?
Ренилл привычно воздержался от ответов на риторические вопросы.
— Вы сейчас объявили, что играете честно, — заметил он, — а между тем, описывая предложенную мне прогулку, упустили существенную подробность.
Протектор промолчал, признавая тем самым правоту собеседника.
— Пробраться в храм, вынюхивать, подглядывать и подслушивать, — насмешливо перечислял Ренилл. — Установить местонахождение первого жреца КриНаида, таинственного КриНаида-сына, первейшего врага Вонара, причину всех наших бед. Разыскать его, если он там, и затем… тихонько выбраться обратно, чтобы доставить эту новость в резиденцию? Не думаю.
— Можем ли мы считать вас своим? — повторил протектор.
— Вы рассчитываете, что я уберу КриНаида.
— Преждевременное заключение. Нам еще неизвестно его местонахождение.
— Я не убийца.
— Смерть служителя кровавого культа поможет сохранить жизни и собственность вонарцев.
— Так арестуйте его. Судите. Казните как врага государства.
— Не прикидывайтесь наивным, у нас нет времени. Я надеюсь, вы сознаете свои обязанности перед родиной и соотечественниками.
— У меня есть и другие обязанности.
— Эти должны быть первоочередными. Каждый джентльмен, каждый человек чести понимает это. Это ясно любому вонарскому школьнику, если только он
Лицо Ренилла под маской золотистой краски оставалось бесстрастным.
— Я же говорил, бесполезно, — вставил Шивокс. — С тем же успехом можно завербовать чистокровного желтого, протектор. Все же лучше, чем ничего.
Ответ во Трунира остался невысказанным. Из приемной донесся шум, а времена были таковы, что рука протектора невольно потянулась к ящику стола, где лежал заряженный пистолет. Дверь кабинета со стуком распахнулась, и через порог переступили две женщины, преследуемые по пятам разъяренным секретарем. Обе дамы были одеты по-авескийски, в развевающиеся прозрачные накидки, перетянутые длинными зуфурами, на головах — широкополые шляпы тончайшего полотна. В руках они несли зонтики от солнца. Шелковые одеяния некогда отличались роскошью, но время немало потрудилось над ними. Бхибхири, золоченые наконечники зонтов, представляли собой золотые венки, символ Лучезарных
Старшая женщина, высокая и сухощавая, с царственной осанкой, гневно сверкала глубоко посаженными глазами. Седые пряди жилками мрамора выделялись в ее черных волосах, глубокие морщины прорезали узкое худое лицо, делая ее почти старухой, но пристальный взгляд заметил бы в ней юношескую живость и горячность. В действительности ей не было и пятидесяти лет. Ее спутница казалась вдвое моложе и была на полголовы ниже: легкая, невероятно грациозная, хрупкая на вид фигурка. На ее лице сияли черные с голубыми искрами глаза, отличающие многих кандерулезцев благородных родов. Кожа цвета слоновой кости с легким золотистым оттенком напоминала о предках с севера, как и тонко выточенные черты лица.
