платок. Этот платочек, несомненно, является вещественным доказательством. В настоящее время он у меня. Я не вправе открыть вам, как он у меня оказался, но он тут, и я намерен переправить его в главное полицейское управление… Хорошо, можете за ним прислать, если вам так угодно. Меня не будет, но в конторе останется моя секретарша Делла Стрит, она отдаст платок… да, водитель, безусловно, сможет его опознать… Могу сообщить вам только то, что женщина, приехавшая в такси, выронила платочек или забыла его в машине, а водитель его нашел. Позже платок попал ко мне, каким путем — этого я сказать не могу… Нет, черт возьми, не могу… Нет, этого я вам не скажу… Мне наплевать, что вы там считаете. Я знаю свои права. Этот платок — вещественное доказательство, и вы имеете на него право, но все сведения, что я получаю от клиента, не подлежат разглашению, и вам не вытянуть их из меня никакими повестками на свете.
Он шмякнул трубку на рычаг и бросил платочек Делле Стрит.
— Пусть полицейские, когда явятся, — сказал оy, — получат от вас вот это, обворожительную улыбку и больше ничего. Ни слова о том, что знаете.
— Что же все-таки произошло? — спросила она.
Перри Мейсон посмотрел на нее твердым взглядом.
— Раз вы так настаиваете, — ответил он, — то знайте: нынче вечером Клинтона Фоули убили между половиной восьмого и восемью.
Поль Дрейк беззвучно присвистнул.
— С одной стороны, ты меня не удивил, — заметил он, — а с другой — удивил. Когда я впервые услышал про полицейские сирены, я подумал, что, возможно, произошло убийство. Но потом, поглядев, что ты вытворяешь, я решил, что даже ты не станешь так рисковать по мокрому делу.
Делла Стрит посмотрела — но не на Перри Мейсона, а на Поля Дрейка.
— Неужели так плохо, Поль? — спросила она.
Сыщик открыл было рот, но спохватился и промолчал.
Делла Стрит подошла к Перри Мейсону и заглянула ему в глаза.
— Шеф, — сказала она, — я могу как-то помочь?
Он посмотрел на нее сверху вниз потеплевшим взглядом.
— Это дело мне придется доводить до конца в одиночку, — ответил он.
— Вы собираетесь рассказать полиции, — спросила она, — про клиента, который хотел знать, останется ли его завещание в силе, если его казнят за убийство?
Взгляд Перри Мейсона снова стал жестким.
— Мы, — произнес он, — не намерены сообщать полиции ровным счетом ничего сверх того, что уже сообщили.
Поль Дрейк выпалил с неожиданной горячностью:
— Перри, ты уже и без того поставил себя под удар в этом деле. Если убийца Клинтона Фоули обращался к тебе до этого за советом, ты обязан пойти в полицию и…
— Чем меньше ты знаешь о положении дел, — сказал Мейсон, — тем меньше для тебя риска.
— Я и так уже знаю слишком много, черт побери, — мрачно заметил сыщик.
Мейсон повернулся к Делле Стрит и медленно произнес:
— Если вы им заявите, что я оставил этот платок, чтобы вы им его передали, и больше по этому поводу вам сказать нечего, они едва ли будут вас выспрашивать.
— Не тревожьтесь обо мне, шеф, — возразила Делла, — я сумею за себя постоять, но что собираетесь делать вы?
— Собираюсь уйти, — ответил он, — и сделаю это сию же минуту.
Он пошел к двери, взялся за ручку, но повернулся к тем, кто остался в конторе.
— Все, что я сделал, — сказал он, — должно сложиться в единую осмысленную картину, а кроме того, наделать дьявольски много шума. Мне приходится рисковать, но я не хочу, чтобы вы шли на риск. Я хорошо знаю, как далеко могу зайти; вы этого не знаете. Поэтому я настаиваю, чтобы вы подчинились моим указаниям и остановились.
— А вы уверены, шеф, что знаете, когда остановиться? — спросила Делла Стрит с дрожью тревоги в голосе.
— Как же! — бросил Поль Дрейк. — Он ни разу в жизни этого не знал.
Перри Мейсон распахнул дверь.
— Куда отправился, Перри? — спросил сыщик.
Мейсон наградил его безмятежной улыбкой.
— А вот этого, — ответил он, — тебе, пожалуй, лучше не знать.
И захлопнул за собой дверь.
Глава XIV
На улице перед конторой Перри Мейсон поймал свободное такси.
— В отель «Бродвей» на Сорок вторую улицу, — сказал он, — и поскорее.
Пока такси петляло по почти вымершим к этому часу улицам, он сидел, откинувшись на подушки и закрыв глаза. Машина подъехала к «Бродвею», Перри Мейсон сунул водителю бумажку и с видом человека, спешащего по важному делу, быстрым шагом прошел через вестибюль к лифтам. Он вышел на втором этаже и позвонил оттуда портье по внутреннему телефону:
— Скажите, пожалуйста, в каком номере остановилась миссис Бесси Форбс?
— В восемьсот девяносто шестом, — ответил портье.
— Благодарю вас, — сказал Мейсон. Он повесил трубку, поднялся на лифте до восьмого этажа, нашел номер 896 и постучался.
— Кто там? — спросила Бесси Форбс испуганным голосом.
— Мейсон, — тихо ответил адвокат. — Откройте.
Звякнул засов, дверь открылась. Миссис Форбс, на сей раз одетая — на ней было платье для улицы, — встретила его жестким твердым взглядом, хотя в глубине ее глаз таился ужас. Перри Мейсон вошел и закрыл за собой дверь.
— Итак, — сказал он, — я ваш адвокат. А теперь расскажите мне, что в точности произошло нынче вечером.
— Что вы имеете в виду? — спросила она.
— Я имею в виду ваш приезд к мужу.
Она вздрогнула, оглянулась и жестом предложила Перри Мейсону присесть на кушетку. Сама она уселась рядом, комкая в пальцах носовой платок. От нее разило дешевыми духами.
— Как вы узнали, что я там была? — спросила она.
— Догадался, — ответил он. — Высчитал, что вам пришло время появиться. Я не знаю другой женщины, которая была бы вашей копией и могла позволить себе приехать к Клинтону Фоули так, как приехали вы. К тому же портрет, что дал водитель такси, полностью отвечает вашей внешности.
— Да, — произнесла она медленно, — я туда приезжала.
— Знаю, что приезжали, — нетерпеливо сказал он. — Рассказывайте, что там произошло.
— Когда я приехала, — все так же медленно проговорила она, — дверь была заперта. У меня была отмычка. Я открыла дверь и вошла. Я хотела встретиться с Клинтоном, застав его врасплох.
— Понятно, — заметил он. — Но что же произошло? Вы вошли в дом — и что дальше?
— Я вошла и увидела, что он мертвый.
— А пес?
— Пес тоже.
— Никаких доказательств, что это не вы их убили, у вас, видимо, нет?
— Когда я вошла, они оба были мертвые, — ответила она.
— Как давно, по-вашему, их убили?
— Не знаю, я к ним не притрагивалась.
