— А вы не ошиблись, Галя?
— Да нет, не могла. Савичева у нас часто бывала, так я ее хорошо знаю. А Елизова помню еще с времен колчаковщины. Тогда я тоже выступала в варьете, а он был помощником коменданта города. Заходил Елизов к нам часто. Многих он тогда сплавил в колчаковскую контрразведку.
«Савичева, значит, жива, — размышлял Георгий, — это интересно. Выходит, при ее содействии Егора хлопнули. Ну и женщина! На воровской малине Елизова не поймаешь, его надо искать у тех, что затаились после разгрома Колчака».
— А вас они не узнали?
— Не думаю. Елизов и Савичева были увлечены разговором.
— Кто еще был в библиотеке?
— Да человек пять, все молодежь.
— Спасибо… Как же вы теперь доберетесь домой? Извините, но одну вас я просто не имею права отпустить.
— Я живу неподалеку.
— Все равно. Я вас провожу. Только подождите немного. Мне обязательно надо позвонить.
— Пожалуйста.
Телефон находился у вахтера. Набрав номер, Шатров прикрыл трубку ладонью и сказал извиняющимся тоном:
— Иван Емельянович, выйдите на минутку.
— Хорошо, понимаю, — старик кивнул и поднялся.
— Дежурный слушает, — четко и неожиданно громко ответили на другом конце провода.
— Слушай, Сергейчук, — приглушенно заговорил Шатров, — кто из начальства еще у себя?
— Трегубов здесь.
— Ладно, я ему перезвоню, скажи, чтоб подождал, не уходил.
Когда в трубке послышался хрипловатый голос Парфена, у Шатрова вдруг пересохло во рту: «Что если артистка все напутала? Шкуру снимет Трегубов…»
— Кто там? Почему молчите? — сердито загудела трубка.
— Докладывает Шатров. Только что мне сообщили, что в городе видели Елизова и Савичеву.
Трубка молчала.
— Вы меня слышите?
— Да, слышу, — ответил Парфен. — Давай приходи сюда.
Однако Георгий задержался — пришлось провожать Кузовлеву.
Глава одиннадцатая
Жители города уже не помнили, когда возле перевоза обосновались цыгане. Вольные дети степей понастроили себе землянок, в которых жили зиму и лето. Целыми днями здесь стоял шум и гам. Люди с опаской проходили мимо «Копай-городка». И не без основания. Частенько возникали драки с поножовщиной. Во время германской войны цыгане снялись с места и табором ушли в неизвестном направлении. Но землянки долго не пустовали. Разный люд селился здесь. «Копай-городок» был бельмом на глазах уездной милиции. Небольшим числом боялись сюда соваться. Много раз Боровков ставил перед властями вопрос о ликвидации злачного места. Ему отвечали:
— А некуда пока размещать людей, Иван Федорович. Вот построим десяток хороших бараков, прикроем «Копай-городок»…
Вот сюда шорник и повел вечером бывшего милиционера Якова Семенова. Шли задами, по-над берегом. На землю опустился туман, пахло прелью. В поздний час «Копай-городок» выглядел зловеще. Кое-где пробивался слабый свет, слышались приглушенные голоса. Время от времени тишину прорезала грубая брань.
— Да, райский уголок, — сказал шорнику Яков.
— Бывал здесь?
— Бывал. Тут мне чуть ножом в бок не саданули.
Курилин усмехнулся:
— Могли и голову оторвать.
Они подошли к одной из землянок. Курилин постучал в дверь.
— Кто ломится? — послышался густой бас.
— Это я, Курилин.
— А, Тренчик, заходи.
Сгибаясь под притолокой, шорник и Семенов вошли в землянку. Яков не сразу сориентировался в ней. Наконец глаза его привыкли к полумраку. Он стал различать предметы, людей. В помещении было тесно, накурено. За дощатым, грубо сколоченным столом сидели трое. Перед ними стояла семилинейная лампа.
— Привел? — спросил один из находившихся в землянке.
— Вот, — ответил шорник, показывая на Семенова. — Проходи, Яков, садись.
Семенов узнал в говорившем Гошку Сороку, вора, специализировавшегося на поездных кражах. Он жил в Заречье. Другие Якову были незнакомы.
Сорока отрекомендовал гостя:
— Бывший милиционер Яков Семенов. Все охотился за мной, а теперь в друзья набивается.
— Бывает, — усмехнулся широкоплечий с крепкой мускулистой шеей мужчина. Он сидел в углу. — Расскажи-ка, Яков, с чего это ты повздорил с начальником?
Хотя в землянке царил полумрак, Семенов почувствовал на себе его тяжелый цепкий взгляд. Во рту стало сухо.
— С Гришкой Вострухиным история вышла, — стараясь улыбнуться, ответил он. — Без разрешения начальства хотел задержать его, а потом упустил. Ну, и дали пинка.
— Это как — даже без дисциплинарного взыскания?
— Были они у меня…
— И что ты теперь собираешься делать?
— Пойду работать на лесопилку Богачева.
— А от нас что хочешь?
— Трегубову насолить.
— Ишь ты, за дело взгрели, а ты уж и обиделся.
Яков вскинул руку.
— Я им верой-правдой с двадцатого года служил, два раза ранен был.
— Ладно, не горячись, — успокоил его широкоплечий. — Будет по-твоему. Но за добро добром платят. Скажи, многим в городе известно, что тебя из милиции поперли.
— Пока нет.
— И хорошо. Вот что, Яков: завтра пойдешь хозяина номеров «Париж» арестовывать. Тебя он знает, не станет рыпаться.
— Ордер нужен.
— Соорудим. В помощь двух хлопцев дадим. Действовать надо будет смело, решительно. Как, согласен?
Потоптавшись, Яков ответил:
— Продашь душу дьяволу, так с богом не помиришься. Ладно. Только брать Капустина надо тихо, чтобы никто в заведении не видел.
— Садись, обговорим дело подробнее.
