— то вследствие этого общество как-то реагирует на информацию прогностического характера.
Поэтому сам факт всякого прогноза, — а тем более распространение прогностической информации в обществе, — изменяет предшествовавшие ему меры неопределённостей в течении событий, т.е. вероятности и вероятностные предопределённости в пределах, допускаемых Высшим их предопределением. Таким образом, оглашение прогноза может быть управленческим действием, соответствующим определённой концепции управления; и соответственно в силу множественности возможных концепций управления может быть действием, разрушающим определённый процесс управления, но вписывающимся в какой-то другой процесс управления.
Из понимания этого обстоятельства возникают следующие вопросы:
· в русле какой концепции управления Нострадамус осуществлял и оглашал свои предсказания?
· какой процесс управления могли поддерживать, а какой — разрушать ставшие известными всему миру Центурии Нострадамуса?
Все жизнеописания Нострадамуса изобилуют восхвалениями его потрясающей проницательности и поразительного человеколюбия.
«Сочинения Нострадамуса стали продолжением его жизни. Он родился в христианской семье богатых еврейских выкрестов, — читаем в той же статье, — и печать происхождения неотступно преследовала его даже после смерти. Неоднократно он навлекал подозрения инквизиции, видевшей в нём чернокнижника и каббалиста. Нострадамус получил медицинское образование и много лет посвятил себя борьбе с эпидемиями чумы, тифа, холеры, оспы, сифилиса, с проказой. От моровой болезни умерли его дети и жена. В 1546 году Нострадамус возглавил борьбу с эпидемией в Марселе и Эксе, предвосхитив профилактические санитарные меры наших дней. Эта борьба обросла поверьями и фантастическими слухами и превратила врача в легендарную, почти мистическую фигуру. Нострадамус стал национальным героем, был принят при дворе, стал лейб-медиком и лейб-астрологом. Все подарки он передал на содержание осиротевших детей. Умер он в 1566 году, посвятив последние годы поддержке инженеров и сочинению Центурий».
Всякий человек, родившийся в определённую историческую эпоху, растёт и развивается в сложившейся к тому времени культуре. Другими словами, он является своеобразным продуктом этой культуры. И Нострадамус, как личность, не был в этом смысле исключением. Культуру, в которой он родился и вырос, принято называть библейской, хотя по некоторым признакам в ней можно выделить три взаимовложенные культуры, две из которых хорошо известны, а третью довольно сложно идентифицировать:
· первая — это наиболее известная культура «Нового завета» или культура исторически сложившегося христианства, широко распространённая в странах Западной Европы и воспринимаемая в остальном мире в качестве библейской;
· вторая менее известна; это — культура «Ветхого завета» или культура исторически сложившегося иудаизма, по отношению к которой «Новозаветная» занимает подчинённое положение в силу соотношения социологических заповедей обоих вероучений;
· третья (назовём её пока культурой древнего рабовладения, хотя она может называться и культурой исчезнувшей Атлантиды и культурой древнего Египта) имени своего не имеет, но именно ей подчинены как «Ветхозаветная», так и «Новозаветная» культуры.
Такая вот культурная «матрёшка» получается [3].
Согласно историческим данным (и это подтверждает приведенный выше фрагмент статьи С.Лескова) Нострадамус родился в семье «богатых еврейских выкрестов», с объективной, а не декларируемой религиозной и культурной самоидентификацией которых дело обстоит намного сложнее, чем это представляют (или заявляют) современные эзотеристы, а также иерархи иудаизма и христианства.
Чтобы провести подобную самоидентификацию, «еврейский выкрест», прежде всего, должен ответить сам себе на ряд важных мировоззренческих вопросов и разрешить нравственно-этические неопределённости:
· Насколько он понимает разницу между исторически сложившимся христианством и истинным учением пророка Иисуса Христа?
· И если понимает, то может ли он показать себе и окружающим, в чём её содержательная сторона?
· Насколько он способен отличить исторически сложившийся иудаизм от учения не ветхозаветного персонажа, а исторически реального Моисея?
То есть, в состоянии ли он разрешить проблему, суть которой наиболее точно в начале XIX века выразил русский поэт А.С.Пушкин в своей якобы шуточной поэме «Гаврилиада»:
С рассказом Моисея
Не соглашу рассказа моего:
Он вымыслом хотел пленить еврея,
Он важно лгал, — и слушали его.
Бог наградил в нём слог и ум покорный,
Стал Моисей известный господин,
Но я, поверь, историк не придворный,
Не нужен мне пророка важный чин!
Если человек прямо и недвусмысленно заявляет, что он с «рассказом Моисея» не согласен, вследствие того, что видит его лживость, то это обязывает его к тому, чтобы изложить Правду-Истину. И А.С.Пушкин всём своим последующим творчеством дал художественно-иносказательный (метафорический) ответ на вопрос о том, что представляет собой альтернатива библейскому лживому «рассказу», приписанному задним числом Моисею заправилами библейского проекта порабощения всех.
Информация объективна, и соответственно поиск ответа на такого рода вопросы неминуемо должен привести выкреста к четвёртому, ещё более сложному вопросу: «Откуда у Моисея, родившегося и выросшего в культуре древнего Египта, Богоначальное мировоззрение, не свойственное этой весьма самодовольной Я-центричной культуре древности?…
И если на первый вопрос более менее внятно может ответить всякий человек средних умственных способностей, проведя сопоставительный анализ текстов четырёх канонических Евангелий и христианского Символа веры, то ответ на второй, а тем более — на третий и четвёртый вопросы для «любознательного» еврея, во-первых, как показала история, сопряжён с опасностями для его собственной жизни, а, во-вторых, он будет в состоянии получить на них ответ, лишь после того, как сможет выйти за рамки не только первых двух библейских субкультур, но и за ограничения господствующей над ними субкультуры, которую мы пока назвали «культурой самого древнего рабовладения».
Если даже только анализировать «Центурии» Нострадамуса и не принимать во внимание культурную среду и круг его общения, то можно сказать, что он не был евреем «средних умственных способностей»: он — одна из наиболее ярких публичных фигур той эпохи. Однако, нам не известно, задумывался ли «великий предсказатель» над вопросами, сформулированными выше: во всяком случае в «Центуриях» эта проблематика не отражена. Но мы, анализируя «Центурии» и Историю, не в праве игнорировать следующий факт:
Понимание прошлого личностью, множеством личностей, составляющих общество, включающее в себя определённость понимания исторического и религиозного понятий «Добро» и «Зло» — обуславливает программу воплощения в жизнь их будущего.
И если «провидец-ясновидец» Нострадамус не увидел в прошлом того, что Откровения Моисею и Христу были отчасти сокрыты от людей, а отчасти извращены и перемешаны с отсебятиной «заправил мира сего», то и во
Вопросы, к которым пришли мы, затронув биографию Нострадамуса, конечно, могут быть сформулированы и как-то иначе, но содержательная сторона их от этого меняться не должна.
Поскольку термин «выкрест» относят только к евреям, перешедшим из иудаизма в христианство [4], то следует признать, что еврей становится выкрестом либо потому, что он — циничный и лицемерный приспособленец, перед которым эти вопросы никогда не вставали (в этом случае речь может идти о его заурядных умственных способностях), либо потому, что он осознаёт в какой-то мере свою особую историческую миссию в разрешении сформулированных выше вопросов и тогда
