Володька скорчил рожу.
— Для нашего города, приезд иностранцев, действительно, событие первой важности. А для тебя, тем более! Только, похудеть, сначала не мешает! Толстая как бочка!
— Неправда! — женщина подошла к вделанному в шкаф, зеркалу, повернулась боком, запахнула на животе, розовый пеньюар. — Немного поправилась! Массажистка за неделю уберет!
— Мам, не мешай спать! — Володька отвернулся лицом к стене.
— Ну, спи! — наклонилась над сыном, поцеловала в щеку. — Почему, Сережа к нам не заходит! Поссорились?
— За компьютером время убивает, послезавтра в армию уходит, завтра вечер устраивает. Куда нам до него!
— Тебя избавили от службы. В институт поступать не захотел. Отцу в ресторане не помогаешь! Гуляешь, и матери грубишь!
— Отстань! — Володька привстал на кровати! — Не мешай спать, а то сейчас все здесь поломаю!
— Успокойся, ухожу! — Тамара Николаевна выскользнула из комнаты, закрыла за собой дверь, тяжело вздохнула, покачала головой. Сколько раз просила Вадима, побеседовать с сыном! Совсем от рук отбился! Гуляет ночами, спиртным попахивает, курит, грубит! — она смахнула набежавшую, на щеку, слезу. Похлопала ладошками подбородок, поправила накрученную прядь, тихо замурлыкала непонятный мотив.
Молодая женщина поставила на плиту сковородку, бросила кусок масла, вылила из алюминиевого ковшика густую смесь из разбитых яиц, муки и молока.
— Колька, вчера опять, негодяй, поздно пришел! Все отцу расскажу!
Высокий парень, с взлохмаченной мокрой, после душа, головой, перекинув полотенце через плечо, шагнул в кухню.
— Мать, раскричалась с утра! Ну, подумаешь, потанцевал на дискотеке!
— Вчера тренер звонил! Сказал, прибавил в весе, стал вялый. Не пустит на соревнования.
— Почему шум? — широкоплечий, мужчина в полосатой пижаме, остановился у порога.
— Как вкусно пахнет! Ты нас балуешь, мать! — подошел к женщине, поцеловал за ухом, растрепал ладонью светлые волосы.
— Не порти прическу! — отстранилась Галина. Приду лохматая, все больные разбегутся!
— Не разбегутся! Такую старшую сестру, еще поискать надо!
— Да, ладно, тебе! — щеки Галины покраснели.
— Лоботряс! — Андрей хлопнул сына по спине широкой ладонью. — Тренировки не пропускай! Иван Ильич прав! Вес набрал! Прекращай ночные гулянки! В институте все нормально!
Николай склонился над столом.
— Больше не буду, пап! Только послезавтра, отгуляю на Сережкиных проводах, и завяжу! Стану серьезно готовиться к соревнованиям! Думаю перевестись на заочный! В школу зовут физруком!
— Эти мысли брось! Учись на дневном! Денег хватает! — Андрей сердито поглядел на сына. — Куда Сергей уезжает!
— В армию, я ж говорил!
— Вот как! К нам давно не заходит.
— За компьютером сидит, в архитектурный собирается после службы, вечером с Наташкой гуляет.
— Наташка, Мишкина сестра?
— Да!
— Еще совсем девчонка! Куда мать смотрит!
— Она никого не слушает. Любовь!
Мужчина наклонился над столом, отрезал кусок омлета, отправил в рот.
— Тебе что за дело до этой девчонки! — женщина тряхнула волосами. Подвинула тарелку на столе, налила кофе.
— Ешьте, мужики, а то на тренировку опоздаете. И мне на работу. Галина застучала ножом и вилкой по тарелке, машинально проглатывая куски омлета, погрузилась в невеселые мысли, и не обратила внимание, на привычные: «Пока, мать!», сына и мужа, ритуальный поцелуй в щеку, стук входной двери. Что он все-таки нашел в Любаше! Чем она лучше меня? Мала ростом, курносая. Почему-то замуж не выходит. Неужели их отношения с Андреем продолжаются? Неспроста, люди говорят, Наташка и Мишка его дети? Закончив завтрак, встала, составила посуду в раковину, глянула на часы. Опять опаздываю!
Глава 2.
Золотые рожки месяца таинственно загнуты кверху. Россыпь светящихся звезд на темном бархате, словно рассыпанный бисер, искрится, мигая то тут, то там. Одна искорка гаснет, рядом зажигается другая, еще и еще. Яркий мигающий огонек бежит по цепи, как на елочной гирлянде. Сергей облокотился на шершавый, деревянный барьер балкона. Звездное небо! Если бы я мог описать его красоту! Таинственность, загадочность! Вечность! Как ничтожна человеческая жизнь по сравнению с этой красотой. Бесконечный свет. Свет звезд идет до нас тысячи лет. А мы видим мгновения. И как редко находим время, чтобы полюбоваться этой неземной красотой. Только когда не спится, или на прогулке. Завтра, после банкета, с Наташкой будем гулять до утра по городу. Я ей расскажу о звездах. Вот она удивится. Скажет, надо учиться на астронома? Звезды мое хобби. Накоплю денег, куплю телескоп. Вон россыпь млечного пути. А вот большая медведица. Говорят, у кого на теле есть рисунок большой медведицы из родинок, счастливый человек. У Наташки, возле локтя. Он представил лицо девочки. Голова утопает в белизне наволочки, свет луны, сквозь незанавешенную штору, освещает спящую. Дрожат длинные ресницы, от их тени, глазные впадины кажутся темными и глубокими. Пухлые губы полуоткрыты. Нежная оголенная ручка замерла поверх одеяла. Сергей вздохнул. Она еще ребенок. Только через год закончит школу. В артистки хочет. Что ж, с ее красотой и талантом вполне возможно. В школьном драмкружке, ей нет равных. Наверное, десятый сон видит! Сергей, на цыпочках прошел по холодному полу, открыл дверь в комнату матери. На столе, в свете, просвечивающем через щель в занавеси, возле вазы, раскрытый альбом. Опять фотографии смотрела перед сном. Подошел к кровати, поднял съехавшее одеяло, заботливо подоткнул край. На секунду задержал взгляд на лице женщины. Молодая еще, а замуж не выходит. Из-за меня? Или не полюбила никого, после отца? Потянул со стола альбом, прижал к груди, вышел из комнаты, осторожно закрыл дверь. Зажег настольную лампу, придвинул кресло, поджав ноги, сел. Любимый снимок! У покрытых, мхом, камней, под пальмой! В стороне видна, отцовская Волга Ему тогда исполнилось двенадцать! Через год отца не стало. Машину мать продала. Отец! Крутой лоб, светлые волосы аккуратно зачесаны назад, непослушная прядь сползла на лоб. Прямой нос, красиво очерченные губы, серые глаза. Мать говорила, он был добрым, никогда не повышал голоса. Перед глазами Сергея побежала серая полоса дороги. Белые горизонтальные полосы на асфальте отражаются в боковом стекле. От рвущегося ветра в открытое окно, перехватывало дыхание, закладывало уши.
— Страшно! — смеялся отец. — Не бойся! До самой смерти ничего не случится!
— Потише, езжай, Дима! — просила мать.
Отец подмигивал и нажимал на газ. Один раз выпросил у отца, порулить. Мать заснула на лужайке под раскидистым деревом, а они выехали на дорогу. «Смелей, крепче жми на сцепление, а газ добавляй понемногу. Скорость не забудь переключать» Никогда не забыть ему того чувства, когда, послушная его детским рукам, «Волга» тронулась с места. Эх, покатал бы Наташку! Отложил альбом, потер ладонями ступни. Холодные, как лед. Странные игры устраивает судьба. Погиб ведь отец не на дороге. Отчего вдруг язва желудка открылась. В два месяца сгорел. Вздохнул паренек. Надо спать, а то мать проснется. Он погасил свет, прыгнул на кровать, подтянул колени к подбородку, закутался в одеяло, трижды глубоко
