На Рождество Джоди проснулась до шести, как обычно, но было видно, что она воспринимала этот день так же, как и все предыдущие. Накануне мы развесили за двери наволочки, которые теперь были набиты подарками. Я проводила Джоди вниз и показала, что бокал хереса, пирог и морковка исчезли, а это означало, что накануне приходил Санта.
— Здорово, — отозвалась она словно с издевкой.
Целое утро, пока мы распаковывали подарки, Джоди оставалась равнодушной, но все-таки (так мне показалось) начала осознавать всю значительность дня. Вела себя хорошо и не отгораживалась от нас. Я наблюдала за ней с надеждой: хотя она и не испытывает особых восторгов, добрая аура этого дня, возможно, возымеет свое положительное действие.
Позже приехали мои родители. Вместе с ними были брат Том, его жена Клои и их шестилетний сын Эван. Дом наполнился шумом и радостью, и я поняла, насколько мы оказались далеки от нормальной жизни. Взять хотя бы то, что больше недели я не общалась ни с кем из взрослых. Джоди уже была знакома с моими родственниками, они приезжали просто навестить нас и всегда относились к моим воспитанникам как к родным. И все же ее немного ошарашило, когда они приехали все разом, и почти до конца дня она оставалась замкнутой.
Мы немного выпили и переместились в гостиную, чтобы обменяться подарками. Что-то привезли для нас родные, а наши подарки для них, запакованные, лежали под елкой и ждали. Мы все были воодушевлены, но этот ритуал был явно новым для Джоди. Когда подарки раздали, она начала озираться по сторонам, не зная, как себя вести. Увидев, как открывает подарок Эван, Джоди последовала его примеру. Она равнодушно посмотрела на свой подарок, и я решила продемонстрировать ей восторг:
— Прелесть, Джоди, правда? Можешь сегодня поиграть с ним. Не хочешь сказать «спасибо»?
Она поблагодарила, как я и просила, но без энтузиазма, без блеска в глазах, появляющегося у детей обычно в праздник. Она не была неблагодарной, но было заметно, что подарок оставил ее равнодушной. Я печально наблюдала, как она пытается мимикой подражать восторгу и счастью, которые были так естественны для всех нас.
После ужина, как только немного отошли от застолья, мы уселись за игры. Девочки вовсю старались подключить и Джоди, но она становилась все раздражительнее, возможно устав от восторгов за целый день. Она играла вместе с нами, но без удовольствия. Когда проигрывала, то злилась и стучала кулаком по подлокотнику дивана. Когда выигрывала, то оставалась безразличной, не радуясь и не делясь своими эмоциями с другими.
Вскоре Джоди все это надоело, и она стала тереть нос. Сначала я не реагировала на это, думая, что она просто привлекает мое внимание, но позже все же спросила, все ли в порядке.
— У меня болит нос, — сказала она плаксивым голосом.
— Боже. Дай посмотрю. — Она убрала руку, но поежилась, когда я дотронулась до ее лица. — Не вижу ничего. Я могу чем-нибудь помочь?
— Больно! — ныла она.
— Почему больно, Джоди? Ты что-то сделала с ним?
— Больно, больно… — повторяла она все громче и громче, морщась как от боли.
— Хорошо, пойдем сделаем тебе холодный компресс.
Я отвела ее в ванную и наложила примочку на лицо.
— Джоди, что ты сделала, отчего у тебя болит нос?
— Это он. Он ударил меня по носу.
— Кто?
— Папа! Он побил меня, — заскулила она, вот-вот готовая разреветься.
Весь этот день я находилась рядом с ней и точно знала, что ничего такого не было. Но несмотря на то что боль и была выдуманной (в том смысле, что сегодня Джоди никто не бил), Джоди ощущала ее совершенно реально. Как будто она вспомнила, как ее ударили в прошлом, — и воспоминание было спроецировано на настоящее. Мы постояли в ванной, пока она не успокоилась, потом вернулись к остальным.
В восемь часов мы вышли проводить гостей. Слава богу, Рождество мы пережили без эксцессов, хоть и не так замечательно, как мне хотелось бы. Джоди впала в оцепенение из-за такого обилия гостей, но вела себя хорошо, и я надеялась, что и ей передалось хоть немного праздничного настроения. Может быть, Рождество и не вызвало у нее восторга, не тронуло до глубины души, как когда-то Каллума, но я надеялась, что оно стало для нее чем-то по-настоящему хорошим.
ГЛАВА 21
Новый год
Новый год приближался, и я все более воодушевлялась. Новый год — новая страница в жизни, и первого января все кажется возможным. Однако в моем списке новогодних обещаний отсутствовало обещание бросить курить — теперь я выскакивала на крыльцо раз по семь на дню, успокаивая себя тем, что снова брошу, как только жизнь вернется в нормальное русло. Но когда же это произойдет?
Наступил новый год, но, несмотря на мои надежды, поведение Джоди оставалось отвратительным, враждебным, а по ночам ей все чаще стали сниться кошмары, девочку преследовали галлюцинации. Участились случаи «воспоминания боли», что было связано с откровениями Джоди. Она могла пожаловаться на боль в руке — и это приводило к воспоминанию о том, как мать ударила ее пепельницей или отец ошпарил кипятком. И каждый раз боль казалась ей абсолютно реальной, и мои попытки объяснить, что все травмы, на которые она жаловалась, случались давно, месяцы, а то и год назад, ни к чему не приводили.
И хотя здесь я не сомневалась в ее искренности, зато стала замечать, что Джоди лжет в других ситуациях, иногда до того убедительно, что я уже сама задавалась вопросом: а не ошибаюсь ли я и точно ли я видела то, что видела? Стоило мне уличить ее в очередном проступке, она принималась так горячо все отрицать, что я вынуждена была остановиться и задуматься: что именно я видела? Она врала иногда и вначале, когда только приехала к нам, но тогда я все объясняла ее прошлым опытом. Ведь, возможно, ей приходилось лгать, чтобы избежать наказания, и в чем-то я могла даже понять ее. Но теперь-то она должна была уяснить, что у нее нет причин бояться и ничто не угрожает ее физическому и эмоциональному здоровью. Так зачем ей было нужно так отчаянно отрицать свои поступки?
А еще Джоди стала выдвигать ложные обвинения против других детей, даже если я находилась в комнате и сама была свидетелем того, что они ничего не натворили. Она могла клятвенно заверять, что Люси или Пола ударили ее или отшлепали, и это было совершенно нелепо — наоборот, они сами боялись ее, и на то были причины. Стоило мне напомнить Джоди, что я не отлучалась из комнаты и, стало быть, видела, что никто ее не обижал, как она вспыхивала:
— Она обидела, она! Почему ты мне никогда не веришь?
Джоди так страстно пыталась уверить меня в этом, что меня так и подмывало обдумать ситуацию заново, и мне приходилось убеждать себя: я все видела своими глазами.
Иногда я заставала ее в гот момент, когда она намеревалась причинить себе боль. Но не как в прошлый раз, когда она проделала все, не выражая никаких эмоций. Теперь это были вспышки злости — в порыве ярости или отчаяния она могла ударить себя, отхлестать по щекам, начать биться головой обо что- нибудь, таскать себя за волосы. Потом она обвиняла в этом кого-то из своих воображаемых друзей. Или друга. Мне приходилось осторожно объяснять девочке, что это делает она сама, что никто и пальцем не касался ее. Членовредительство было одним из самых тревожных аспектов поведения Джоди, а ее оплеухи и удары часто оставляли синяки и ссадины, которые только больше убеждали ее в том, что на нее кто-то действительно напал.
Стало еще тревожнее, когда спустя неделю после Нового года разные голоса, которыми она время от времени говорила, как будто начали обретать собственную индивидуальность.
Пропал мобильный телефон Эдриана, и после продолжительных поисков я все же обнаружила его — в
