В половине десятого позвонила Джилл. Новый менеджер созвал экстренное совещание на одиннадцать часов, и мое присутствие было необходимо. Она сама не знала точно, по поводу чего назначена встреча, но предположила, что дело сдвинулось с мертвой точки. Может быть, доктор Берроуз порекомендовала немедленно начинать терапию? Или (если мы только смели надеяться) обнаружились новые улики и наконец преступники попадут за решетку? Коллега Джилл, Лиза, предложила посидеть с Джоди и должна была приехать где-то через час. Наконец хоть какое-то движение. Я посмотрела на Джоди, и во мне снова ожила надежда.
Лиза приехала вовремя. Я познакомила ее с Джоди — хорошо, что девочка хотя бы посмотрела на нее. Показала Лизе, где взять кофе и еду, после чего та начала читать Джоди журнал «Барби», а я ушла, чтобы переодеться в деловой костюм. По мере того как я приближалась к офису социальных служб, мое настроение улучшалось. Может быть, из всего этого что-то толковое и выйдет. Может, наконец окружающие начали понимать то, что уже давно было известно мне: психическое состояние Джоди было критическим, и ребенку срочно требовались помощь специалиста и терапия. Нужно было найти способ, как подступиться к ней и как вернуть ее к жизни.
Я оставила машину на стоянке около здания и направилась к офису, имея в запасе еще десять минут. Старинное каменное здание, в котором когда-то размещалась мэрия, теперь было окружено высотными домами, и о прежнем его величии напоминал только фасад. Я потянула на себя тяжелую дверь и вошла. Как обычно, там было не протолкнуться. Люди всех возрастов и национальностей сидели, стояли, в беспокойстве ожидая, когда их номера появятся на электронном табло. Когда я проходила чрез эту толчею, меня за подол схватил ребенок, мать усадила его обратно на колени и улыбнулась, извиняясь.
Я подошла к приемной.
— Кэти Гласс, — представилась я, и секретарша приоткрыла стеклянную перегородку, чтобы лучше слышать. — Мне назначена встреча на одиннадцать часов по делу Джоди Браун. Я ее попечитель.
Она записала мое имя в список, потом вручила мне пропуск с большими черными буквами — «Посетитель». Я прикрепила его на груди.
— Комната семь, — сказала она. — Через двойные двери, наверх и там налево. — Перегородка захлопнулась, прежде чем я успела сказать хоть слово.
Я уже много раз бывала здесь на встречах и знала это здание. Седьмая комната была чуть ли не самой большой, и, поднимаясь по лестнице, я вспомнила ту предварительную встречу по поводу Джоди. Сложно поверить, что прошел уже целый год. Я вспомнила тот день и усмехнулась тогдашней своей браваде и уверенности: все, что нужно ребенку, — это забота, твердое руководство, мотивация и внимание. И никаких сомнений в том, что добьюсь успеха, найду подход к Джоди точно так же, как и ко многим другим детям, попавшим в беду, которым я помогала встать на ноги и вернуться к нормальной жизни. Впервые мои испытанные, надежные методы подвели меня. Но я хотя бы была не единственная, кто потерпел неудачу в попытке разобраться в болезни Джоди. Но тем не менее мне было интересно: выскажет ли кто-нибудь в комнате номер семь свое разочарование в мой адрес?
Джилл, Салли и Гейл уже сидели по обе стороны большого стола красного дерева. Они улыбнулись, когда я вошла. Гейл представилась мне, мы поздоровались с Салли, и я села рядом с Джилл.
— Нужно подождать еще доктора Берроуз и Мэри из бухгалтерии, — сказала Гейл. — Эйлин, увы, в отпуске. А директор школы Джоди не сможет присутствовать, но предоставил нам отчет.
Я сняла пальто и перекинула его через спинку стула. Тот факт, что будут присутствовать представители бухгалтерии, немного ободрил меня. Обычно финансистов приглашают только тогда, когда планируется что-либо оплатить (возможно, в данном случае оплатят лечение Джоди).
— Как она? — тихо спросила Джилл.
— Все так же. Но если назначат лечение, может пойти на поправку.
— Будем надеяться.
Дверь открылась, и вошла Мэри с пачкой бумаг в руке, извинившись за опоздание. Она села напротив меня, и мне до смерти хотелось спросить, сколько средств будет выделено на терапию, но до начала встречи этого делать не положено. Гейл и Мэри тихо переговаривались между собой по поводу какого-то другого дела. Дверь снова открылась, и появилась доктор Берроуз с портфелем в руках. В строгом сером костюме, она была похожа скорее на офисного работника, чем на психотерапевта.
— Извините, что заставила ждать — такси задержалось.
Гейл подождала, пока она усядется, и открыла совещание. Она поблагодарила нас за то, что мы все собрались, обозначила дату и время, назвала имена всех присутствующих и попросила нас представиться.
Покончив с формальностями, она посмотрела в другой конец стола:
— Мы собрались для того, чтобы обсудить текущую ситуацию и принять решение по делу Джоди. Думаю, лучше всего будет начать вам, Кэти, потом, Салли, будет ваша очередь. Я зачитаю отчет из школы, и вы закончите, доктор Берроуз.
Мы все согласились.
Я продумала все, что собиралась сказать, пока ехала сюда: отметить существенный прогресс Джоди, но так, чтобы ни у кого не возникло сомнений в том, что ей требуется помощь. Я сделала глубокий вдох и приступила:
— Как вы знаете, когда Джоди передавали мне, она демонстрировала весьма неадекватное поведение, настолько проблемное, что за месяц ей пришлось сменить пятерых попечителей. Она была крайне агрессивна и непослушна, кроме того, у нее наблюдалась задержка в развитии, она не всегда контролировала процесс испражнения, и у нее была очень заниженная самооценка. По отношению к мужчинам и женщинам она проявляла сексуальный интерес. Со временем она привыкла к нам и начала придерживаться распорядка и правил, установленных мной, появилась реакция на положительную мотивацию. Джоди стала менее беспокойной, реже проявляла насилие и научилась сдерживать гнев. По мере того как у Джоди развивалось чувство безопасности, она стала раскрываться. Характер сексуального насилия, которое совершили ее родственники, воистину чудовищен. Джоди становилась все более откровенной, но, к сожалению, потом ситуация стала ухудшаться. Все началось с ночных кошмаров, потом появились галлюцинации, а потом ее психика стала разрушаться на глазах. Несколько последних недель, как вам известно, в состояние Джоди наблюдалось прогрессивное ухудшение. Сколько я ни уговариваю и ни подбадриваю ее, она почти весь день проводит в постели и не проявляет ни малейшего интереса к тому, что происходит вокруг. Она мало говорит, мало ест и очень часто плачет. В январе Джоди поступила в начальную школу Эбби Грин, где ей помогал постоянный ассистент. Поначалу у нее наметились успехи, но, когда ей стало хуже, она уже не могла посещать занятия. В целом она пропустила уже больше трех недель. — Я говорила и смотрела на лица присутствующих — и видела в них беспокойство и тревогу. — Признаю, что я оказалась не в силах раскрыть характер психологической травмы Джоди и помочь ей оправиться от тяжелого прошлого. Для этого необходима помощь психотерапевта. Учитывая наш первоначальный успех, я думаю, что стоит только приступить к лечению, как результат будет налицо.
Гейл поблагодарила меня и передала слово Салли. Та перечислила даты, по которым приезжала, и отметила, что мне удалось завоевать доверие Джоди и девочка все-таки сумела рассказать правду. По- скольку в последнее время у Салли не было случая увидеть Джоди, она связалась с доктором Берроуз и Эйлин, и они в полной мере просветили ее по поводу сложившейся ситуации. Она видела родителей Джоди и поставила их в известность о том, как плохо сказались на девочке ее признания. Отец Джоди все отрицал и уверял, что это выдумки дочери, а миссис Браун расплакалась. Салли больше не говорила о родителях Джоди, но по ее словам можно было догадаться, что в их общей виновности по отношению к ребенку не приходится сомневаться.
Мне не было жаль плачущую мать Джоди — моя первая мысль была о притворстве, с помощью которого женщина старалась не выдать свою вину. Я не сомневалась, что Джоди рассказала чистую правду, ведь ребенок в ее возрасте не может знать таких деталей и описывать все так реалистично. Достаточно только проследить ее деградацию, чтобы обрести уверенность: то, о чем рассказывала Джоди, происходило на самом деле. Противно и невыносимо было думать о ее родителях, о том, что они свободны и живут как хотят, насколько бы низко ни пали, а их дочь не может освободиться от боли и муки, причиненных мамой и папой. То, что они сделали с ней, можно покарать только пожизненным сроком.
