— А собственно, — заговорил Валанн, как бы размышляя вслух, — что мы вообще знаем — да и не только мы — о том, что скрывают в себе джунгли? До нас доходят лишь неясные слухи о гиблых болотах и мутных реках, о бесконечном лесе, который, через горы и равнины, простирается до самого побережья Западного океана. Даже представить себе невозможно, какие твари могут обитать на этих пространствах между Черной рекой и побережьем. Из белых, что дерзнули углубиться в джунгли, ни один не вернулся, так что узнать не от кого. Мы со своими знаниями достигли многого, но на западном берегу все наши премудрости не стоят ломаной монеты. И кто знает, какие силы — земные или сверхъестественные — затаились во мраке за чертой тусклого круга наших знаний?
Мы можем лишь догадываться, каким богам поклоняются в этом доисторическом лесу, какие дьявольские твари выползают из жижи топей. Да и земные ли они создания — обитатели этой черной страны? Над Зогар Сагом в восточных городах немало потешались, принимая его заклинания за бормотания заезжего факира, однако он необъяснимым образом довел до безумия и убил вот уже пятерых. Порой я начинаю сомневаться, человек ли он.
— Если я выйду на него на расстояние броска топора, то, думаю, сумею разрешить твои сомнения, — прорычал Конан, изрядно угостившись вином и протягивая кубок с остатками Балтусу; тот, украдкой посмотрев на коменданта, нерешительно принял кубок.
Отвернувшись от окна, Валанн бросил на варвара задумчивый взгляд.
— Странно. Солдаты, которые не верят ни в привидения, ни в дьявола, на грани паники от страха. А ты, верящий в духов, упырей, гоблинов и прочую бесовщину, похоже, не боишься никого из них.
— Да потому что я уверен, что перед холодной сталью все равны, — ответил Конан. — Я метнул в демона топор, а тому хоть бы что. Но в сумерках я мог и промахнуться, или какая-нибудь ветка помешала. Я не собираюсь бросить все и заняться охотой на дьяволов, но уж если кто из них и попадется, то будь уверен — своего не упущу.
Валанн поднял голову и встретил открытый взгляд варвара.
— Конан, ты даже не представляешь, как много от тебя зависит. Тебе известны местные условия и связанные с ними сложности — все от того, что наша провинция узким клином врезается в первобытную дикость. Ты знаешь, что жизни людей, поселившихся к западу от Пограничья, зависят от этого форта. Если он падет, красные топоры вопьются в ворота Велитриума раньше, чем всадник покроет пограничье. Его величество, или же советники Его величества, оставили без внимания мою просьбу о подкреплении. Они понятия не имеют, насколько трудна здешняя жизнь, и потому предпочитают тратить деньги на что угодно, но только не на укрепление границы. Так что судьба Пограничья сейчас целиком зависит от нас.
Ты знаешь, что большую часть войска, завоевавшего Конаджохару, отозвали обратно. Ты знаешь также, что имеющихся под моим началом сил совершенно недостаточно для надежной охраны границы, особенно с тех пор как Зогар Саг ухитрился отравить колодец и у нас за один день умерли сорок человек. Из оставшихся в живых одни больны, других укусила змея, а третьим досталось от дикого зверья, которым так и кишат окрестности форта. Дошло до того, что солдаты начали верить похвальбе Зогара, будто по одному его слову лесные твари могут убить всех его врагов.
У меня сейчас три сотни копейщиков, четыреста боссонийских лучников и человек пятьдесят таких, как ты, лесных лазутчиков. Каждый из вас стоит десятка обычных воинов — беда в том, что вас слишком мало. Нет, правда, Конан, положение ухудшается с каждым днем. Солдаты подбивают друг друга на дезертирство, они совсем пали духом, уверенные, что это Зогар Саг натравил на них своих демонов. К тому же колдун пригрозил напустить на форт черную чуму — ужасную черную смерть, обитающую в непроходимых болотах. Всякий раз, когда я вижу больного солдата, я холодею от ужаса: что если вот сейчас, прямо на моих глазах, он почернеет, иссохнет и умрет?
Конан, если на нас напустят чуму, здесь не останется ни одного солдата! Граница останется незащищенной, и тогда ничто не сможет удержать темнокожие племена от набегов на Велитриум, а может быть, и дальше в глубь страны! И если мы, солдаты Пограничья, не сумеем отстоять форт, то как они смогут удержать город?
Конан, Зогар Саг должен умереть, иначе нам не удержать Конаджохару. Больше медлить нельзя. Ты дальше других забирался в дикий лес, ты знаешь, где находится Гвавела и кое-какие тропы по ту сторону реки. Я дам тебе людей. Выступишь этой же ночью. Попробуй захватить колдуна в плен, а не получится — убей. Понимаю, что мое предложение — чистое безумие. Существует не больше одного шанса из тысячи, что вам удастся вернуться живыми. Но если мы не покончим с ним, нам всем конец. Можешь взять столько воинов, сколько пожелаешь.
— В подобном предприятии от дюжины больше проку, чем от полка, — ответил Конан. — Пяти сотням в Гвавелу не пробиться, а дюжина сможет незаметно подкрасться к деревне и позже ускользнуть от погони. Я хочу сам выбрать воинов. Мне не нужны случайные люди.
— Возьми меня! — горячо воскликнул Балтус. — У себя на родине я всю жизнь охотился на оленей.
— Хорошо. Валанн, мы будем есть за столом, где собираются лазутчики, там и отберу людей. Из форта выйдем в течение часа. Спустимся по реке ниже деревни и подкрадемся к ней лесом. Если останемся живы, вернемся до рассвета.
3. Скользящие во тьме
Река неясной лентой вилась между черных стен. Лопасти весел уходили в воду бесшумно, как клювы цапель, и длинная лодка, скрытая густой тенью деревьев, быстро продвигалась вдоль восточного берега. В плотных сумерках широкие плечи сидящего перед ним человека казались Балтусу окрашенными в лиловый цвет. Он знал, что в окружавшей их тьме даже зоркие глаза застывшего на носу лодки варвара видят вперед не дальше, чем на несколько футов. Конан прокладывал путь, целиком положившись на инстинкты и на свое знание жизни на реке.
Все молчали. Балтус успел хорошо присмотреться к будущим спутникам еще до того, как все незаметно выскользнули за стену и спустились к реке, где для них было приготовлено каноэ. Они были из тех, кто вырос в суровом мире Пограничья, кого жестокая необходимость заставила накрепко усвоить законы леса.
Все до последнего аквилонцы, они имели в своем облике много общего. Одеты были одинаково: кожаные штаны, рубашка из оленьей шкуры, схваченная в поясе широким ремнем с заткнутым топором и ножнами для короткого меча, на ногах — мягкой кожи мокасины; тела — поджарые, исполосованные шрамами и мускулистые; все молчаливые, с тяжелым взглядом.
В известном смысле тоже дикари, их, однако, отделяла от Конана огромная пропасть. Изначально дети цивилизации, аквилонцы вернулись к полуварварскому состоянию в силу обстоятельств, в то время как Конан был прямым потомком тысячи поколений варваров. Они приобрели повадки дикаря со временем — он обладал ими с рождения. Он выделялся среди них гибкостью и отточенностью движений. И если аквилонцы были сродни волкам, то сам Конан — тигру.
Балтус не переставал восхищаться и аквилонцами и их предводителем, он был в восторге от того, что его приняли как равного. Юноша с гордостью отметил, что ступает так же бесшумно, как и его товарищи. По крайней мере, в этом он оказался на высоте, хотя мастерство охотников Турана не шло ни в какое сравнение с мастерством лазутчиков из Пограничья.
Чуть ниже по течению река образовывала широкую излучину. Огни форпоста скоро скрылись из виду, но каноэ продолжало плыть еще с милю, с непостижимой легкостью обходя коряги и плавающие бревна.
Затем в тишине послышалась глухая команда, нос лодки повернулся, и она быстро заскользила к противоположному берегу. После непроницаемой тени от кустов, густой бахромой росших у уреза воды, появление на открытой со всех сторон стремнине на первый взгляд выглядело безумием: казалось, еще миг — и они будут обнаружены! Но скоро Балтус успокоился: если кто в ту минуту и наблюдал за рекой, то в тусклом свете звезд даже самый пытливый глаз не смог бы рассмотреть пересекающее реку каноэ.
Волна качнула каноэ под разросшиеся у самого берега кусты. Ощупью найдя торчащий из воды
