Есть приказ приготовиться к выступлению. Куда — неизвестно.
Давно уже ждем этого. Простояли в резерве почти целый месяц — с 17 апреля. А другие тем временем вели бои, во славу Республики Советов громили белую гвардию. Теперь наша очередь показать себя.
Правда, месяц этот прошел не понапрасну. Крепко приналегли на занятия. Осваивали пулемет, правила стрельбы. На полях, среди холмов учились вести огонь.
Товарищ Ринк большой охотник до таких занятий. Нажимает он и на строевую выучку. В этом деле команда хромает, бойцы маршируют неважнецки.
Во взводах постоянно устраивались беседы о текущем моменте, о ходе боев, о задачах пулеметной команды, а также о сознательности в дисциплине. Вечерами вслух читали газеты.
Все это небесполезно. За последнюю неделю не случалось нарушений революционного порядка. Товарищи сами следят за теми, кто тянется к бутылке, одергивают их.
К выступлению готовится не только наша команда, но и весь полк. Плохо то, что полк так и не успел пополниться. У нас все еще один сводный батальон. Стал он, конечно, надежнее, крепче. Красноармейцы отдохнули, у них улучшилась выучка, поднялся дух. Они узнали о том, как другие рабоче-крестьянские части геройски сражаются с врагами. Но все-таки что ни говори, один батальон — для полка маловато.
За месяц все получили письма с родины, сами написали родным и друзьям. Только я ничего не получил из дому…
Вчера были в жестоком, беспощадном бою под деревней Почашево. Деревня большая, расположена высоко. Наступали на нее по открытому, чистому полю.
Шли цепями по пологому подъему, а белые, отрыв две линии глубоких окопов с бойницами и настроив блиндажей, били сверху из винтовок и пулеметов. Не щадила нас и артиллерия противника, спрятанная за деревней.
Сводный батальон наступал вместе с семью ротами 21-го Мусульманского полка. Батальону придали два взвода нашей пулькоманды. При этих-то взводах и находились мы с товарищем Ринком. Роты вели боевые командиры товарищи Салосин, Кузнецов и Иловайский.
Первое, что мы увидели, когда начали поутру наступать, — это десятки тел, лежавших на поле. От майского солнца и влажной земли трупы разбухли, от них шел сильный запах разложения. Оказывается, 21 -й Мусульманский полк несколько суток назад уже пробовал взять деревню, но потерпел неудачу. Тела, покрывавшие поле, — это погибшие красноармейцы-татары.
Мрачная картина не остановила наших бойцов. С четырех часов утра до двенадцати дня не ослабевал кровавый бой. Нам удавалось подойти шагов на пятьдесят к вражеским окопам. Но белая сволочь усиливала огонь в упор, и мы откатывались назад. Несколько раз с неистовством кидались роты вперед и отходили обратно, теряя боевых товарищей.
После каждой атаки цепи становились все реже. Выбывали стрелки и пулеметчики, падали на землю командиры. Геройски погиб командир сводного батальона товарищ Аничкин. Бойцов повел вперед недавно прибывший комиссар батальона товарищ Мартынов. Но прошло с полчаса, и мы услыхали:
— Комиссар убит!
Наши «максимы» не смолкали. Как только обнаглевший враг поднимался в контратаку, мы меткими очередями загоняли его обратно в норы.
Убедившись, что прямой натиск не принесет победы, попытались обойти врага справа. Но к этому времени у нас осталось уже мало сил. Артиллерия поддерживала слабо.
У белых тоже было не очень много пушек. Но сами они сидели на горе, в хороших окопах и из десятков своих пулеметов били по нашим наступающим ротам.
Под конец боя были ранены председатель полкового партколлектива товарищ Федоров и агитатор товарищ Русаков. Почти весь командный состав вышел из строя. Но красноармейцы продолжали отважно наступать на врага. Не знаю слов, которыми можно было бы по заслугам оценить их подвиг, их революционную стойкость.
А после того как мы понесли такой большой урон, вдруг пришел приказ: отступить.
С 19 мая мы опять в резерве. Потеряли 70 человек убитыми и больше сотни ранеными. А было-то всего в сводном батальоне около четырехсот бойцов.
Конечно, мы очень много теряем. Но странно, что так быстро отводят с позиций на отдых. Полк «Красных орлов» непрерывно сражался больше семи месяцев. Пополнялся прямо на ходу, во время боев. Прибывали добровольцы, мобилизованные, получали оружие и шли на врага.
Здесь, в Вятской губернии, мобилизация проведена раньше. Резервов нет. Последние три дня батальон усиливался за счет полковых команд. Невелико пополнение!
Вчера почти весь день сидел на крыше и в бинокль, взятый у товарища Ринка, наблюдал, как наша артиллерия била по Почашево, как потом пошли в наступление роты 255-го стрелкового полка 29-й дивизии.
Знакомый мне полк! Бок о бок с ним дрались «красные орлы» под Кушвой, вместе отходили к Чусовой, Перми и Чайковской.
С тревогой наблюдал я за действиями 255-го полка. Бой длился шесть часов. Повторялась знакомая картина. Красноармейцы бесстрашно наступали по чистому полю. Белые гады косили их пулеметными очередями. Полку пришлось отступить. Слыхал, что он захватил один пулемет и нескольких пленных. Дорого обошлись эти трофеи. Почашево по-прежнему у врага…
Написал в армейскую газету «Красный набат» заметку о бое 18 мая и статью об одном из боев полка «Красных орлов».
Перед рассветом 22 числа получили боевую задачу — снова наступать на Почашево. На этот раз вместе с 255-м и 23-м полками.
Жаркий бой беспрерывно кипел 22 и 23 мая. Теперь нам хорошо помогала тяжелая батарея шестидюймовых гаубиц. Впервые в жизни с расстояния саженей в 150 я наблюдал такие сильные разрывы. Артиллеристы били точно. Снаряды ложились прямо в белогвардейские окопы, разнося и разворачивая их.
И все-таки, как ни досадно, нашим полкам пришлось опять отступить.
В чем причины такой тяжелой, кровавой неудачи? Полагаю, что беда прежде всего в плохой согласованности. Не получилось у нас дружного, напористого штурма.
Опять потери. И немалые. Полегло около сотни человек.
Крепко досталось нам, пулеметчикам. Потеряли почти тридцать человек. Нет теперь в наших боевых рядах начальников пулеметов Васк Калошина, Володи Соловьева, Вани Быкова, Саши Андреева, наводчиков Миши Зильбермана, Феди Качурина, помощников командиров взводов Вани Табункова, Васи Павлова, Семы Белькова и Бори Краснощекова. Мы лишились самых лучших товарищей!
23 мая я расстрелял штук двести патронов. В этот день мне с несколькими красноармейцами удалось выкатить «максим» на холм, совсем неподалеку от позиции белых. Поставили пулемет в кустах можжевельника и чесанули прямо по окопам. Беляки всполошились. Нам стал отвечать их пулемет. Начался поединок. Белогвардейская пуля порвала правое ухо нашему наводчику. Он закричал, прижал рукой окровавленную голову и покатился под бугор.
Я занял его место, как мог успокоил товарищей, и мы снова ударили по врагу. Осколок, угодивший в щит нашего «максима», едва не выбил мне глаза. Но обошлось благополучно, отделался пустяком, о котором не стоит и говорить.
Под утро 24 мая полк был сменен. Однако отдохнуть как следует не пришлось. Вечером выступили в село Понино. Прибыли туда в три часа ночи. Не успели разместиться — новое распоряжение: идти обратно.
Измученные, три ночи не спавшие бойцы ругали на чем свет стоит незадачливое начальство. Ропот был очень сильный. Старался успокоить товарищей, но понимал справедливость их возмущения. В самом деле, к чему было ночью топать 18 верст?
Однако мне лично этот поход доставил несколько радостных минут. В Понино, как случайно
