подтверждаемое войной. Для того партия предусмотрительно и создавала Северный флот.
И надо учесть на будущее совет, полученный в Ставке: правильное и эффективное использование сил флота требует прежде всего гибкости мышления тех, от кого зависит управление этими силами.
[179]
Глава тринадцатая. КОНВОЙ ИДЕТ МОЛЧА (1943, ОКТЯБРЬ — НОЯБРЬ)
Несколько часов, проведенных 10 октября в Москве, показались бесконечными: все время тревожила мысль о новоземельском конвое. Он вышел из Архангельска накануне вызова меня в Ставку Верховного Главнокомандования и теперь находится в районе между Иоканкой и мысом Канин Нос, то есть в самом опасном месте на выходе из Белого моря: там, где, по данным радиоразведки, обнаруживаются подводные лодки противника. Разумеется, гитлеровцы будут всячески пытаться атаковать конвой, особенно транспорт «Марина Раскова», идущий в его составе. Океанская махина в двенадцать тысяч тонн, трюмы которой забиты грузами до отказа, представляет собой соблазнительную приманку для вражеских лодок. Кроме того, на выходе из Белого моря в Печорское море и несколько севернее, на параллели Карских Ворот, встречаются и плавающие мины, которые ночью не видны. Вдобавок малоутешителен прогноз погоды. Маршрут конвоя пролегает именно через те районы, которые захватит циклон, распространяющийся от Исландии через Баренцево море на восток.
Всего этого достаточно для беспокойства за судьбу конвоя. От благополучного прибытия его в пункт назначения — Белушью губу — зависит нормальная зимовка всех новоземельцев военного времени: транспорт везет им теплую одежду, продовольствие, оборудование для аэродрома, топливо и многое другое. На его борту помимо груза находятся, не считая пятидесяти — шестидесяти человек экипажа, двести пассажиров...
11 октября. Вот уже восьмой месяц нет союзных конвоев, но к пространству Северной Атлантики по- прежнему прикована большая часть боевых сил нашего флота,
[180]
хотя эти силы позарез нужны для защиты подходов к Арктике и коммуникаций в Карском море.
Никогда не следует считать противника глупее себя. Поведение союзников, отменивших конвои из США и Англии, не могло остаться незамеченным для гитлеровцев. Вполне возможно, что последние приняли прекращение союзных конвоев как результат своего превосходства на коммуникациях. Во всяком случае, немецко-фашистское командование учло ситуацию на театре, воспользовалось ею, сняло какое-то количество своих подводных лодок дальнего действия с коммуникаций Атлантического океана и направило против нас с задачей проникнуть в Карское море.
Что и удалось им.
А у нас не хватило сил для противодействия. Во-первых, чтобы помешать проникновению гитлеровцев в Карское море, надо держать под наблюдением пространство шириной в несколько сот миль, на подходах из Баренцева моря к проливам Югорский Шар, Карские Ворота, Маточкин Шар, а также пространство севернее мыса Желания. Во-вторых, чтобы предотвратить нападение вражеских подводных лодок на конвои, надо иметь не один — два корабля эскорта на два — три транспорта, как имеем сейчас мы. Ведь противник на своих сообщениях у Норвегии теперь обеспечивает каждый транспорт прикрытием из десяти — одиннадцати кораблей разных классов. И, несмотря на такое сопровождение, мы топим их торпедами, выпущенными из аппаратов наших лодок. Стоит ли удивляться, если нам время от времени не удается уберечь то или иное судно, когда мы имеем, повторяю, один — два корабля эскорта на два — три транспорта?
Вот и сейчас могу ли я быть спокойным, если мне известно положение с новоземельским конвоем?... Он состоит из транспорта (пароход «Марина Раскова») и двух кораблей охранения (эскадренные миноносцы «Гремящий» и «Громкий»). На пути от выхода из Белого моря до Белушьей губы конвой подстерегают не только плавающие мины и не только шесть подводных лодок противника, отмеченных нашей радиоразведкой, но и та самая опасность, которую таил в себе позавчерашний прогноз погоды.
Флагманским кораблем конвоя идет «Гремящий» под брейд-вымпелом командира дивизиона эскадренных миноносцев
[181]
капитана 2 ранга А. И. Гурина, прежнего командира этого корабля. Последнее сообщение с «Гремящего» было из района Иоканки. На выходе из Белого моря конвой встретился с сильным штормом. Корабли очень кренило, они шли лагом к волне, и Гурин повернул в Иоканку, чтобы подкрепить кое-что на эскадренных миноносцах и проверить крепления всякого рода на транспорте.
Решение правильное. Конечно, груз еще в Архангельске следовало закрепить в расчете на сильный шторм, но лишний раз проверить всегда неплохо.
14 октября. Трое суток было не до записей в дневнике. Истекли все сроки для возвращения с позиций лодок Хомякова и Кунца. На запросы не отвечают. Никак не могу примириться с мыслью, что лодки погибли, что они никогда не вернутся в базу, не известят о своем возвращении традиционным выстрелом, означающим очередную победу... За два с половиной года войны можно бы приучить себя к неизбежности потерь, но я каждый раз переживаю до слез. После каждой потери становится как-то стыдно: вот, мол, ты жив, а другие сложили свои головы... Особенно тяжело после этого вновь провожать ту или иную лодку в очередной поход. Прощаешься с экипажем внешне спокойный, а сам мысленно представляешь все внезапности, которые ожидают уходящих в далекий поиск, на позицию, к берегам противника... Самое правильное — держать сердце на замке. Хорошо сказал Александр Фадеев на последней странице «Разгрома», почему и врезались в память слова: «...и перестал плакать: нужно было жить, и выполнять свои обязанности»...
Нет, пожалуй, более трудной боевой службы, чем служба подводника. Если, например, летчик все же имеет шансы на то, чтобы спастись (или самолет спланирует без мотора, или можно выпрыгнуть с парашютом), то у подводника нет никаких шансов. С глубин более пятидесяти метров нечего и надеяться выбраться из затонувшей лодки. У нас же на Северном театре, даже в Кольском заливе, то есть дома, нет глубин меньше чем 250–300 метров.
Вчера, 13 октября, обнаружили вражеский конвой в районе Кибергнес-Эккерей. Состав конвоя — три транспорта и двадцать один корабль охранения. Нанесли удар авиацией флота. Результат удара: по данным авиаразведки, произведенной непосредственно после него, потоплены два сторожевых корабля, один транспорт водоизмещением
[182]
шесть — семь тысяч тонн, поврежден один крупный транспорт; по данным радиоразведки, потоплен и один миноносец. Наши потери — восемь самолетов. Из экипажей не удалось никого спасти. Война неумолимо берет свое. В числе погибших два прекрасных летчика-торпедоносца Макаревич и Величкин[44].
Мысли мои опять обращены к новоземельскому конвою. Позавчера он вышел из Иоканки в губу Белушья, хотя шторм продолжается с неослабевающей силой. О том, что происходит на востоке Баренцева моря, можно судить по донесению, которое получено от Гурина вчера утром: в день выхода конвоя из Иоканки, на исходе суток, в двадцать три часа сорок пять минут, волны сорвали руль на транспорте, руль потерян, транспорт не может управляться. Авария произошла в пункте: широта 72 градуса, долгота 49 градусов. Это примерно в ста пятидесяти милях западнее губы Белушья. Сообщив об аварии, командир конвоя высказал опасение, что у кораблей эскорта, если им удастся взять транспорт на буксир и отвести в пункт назначения, может не хватить топлива на обратный путь. Буксировка в штормовых условиях вообще дело нелегкое, в особенности в Баренцевом море, где волны мало чем отличаются от океанских валов.
