известной в подробностях. Поведение капитан-лейтенанта Дмитрия Алексеевича Лысова — в традициях нашего флота. Именно так поступает командир корабля — настоящий моряк и советский патриот: остается на своем посту, руководит действиями подчиненных в борьбе за корабль и в бою до последней возможности, до последней минуты жизни. И главное, Лысов и его товарищи не исключение. Их героическая история — один из примеров скромного, самоотверженного выполнения советскими людьми своего долга перед Родиной. Ведь только в одной этой истории уже есть несколько ярких фактов героизма и самоотверженности, проявления смекалки и правильной инициативы.
Для меня, как только поступили сведения с подробностями гибели сторожевого корабля и тральщика, было ясно, что подводные лодки противника вышли на коммуникации группой. Отсутствие следа торпеды в обоих случаях, что отмечено в донесениях, подтверждает достоверность данных о применении гитлеровцами акустических электроторпед.
Выяснились и подробности гибели гидрографического судна «Норд» в Карском море. Предполагалось, что гидрографическое судно подорвалось на мине. В связи с этим были даны указания всем постам и полярным станциям обследовать побережье, куда могло выбросить волнами предметы с погибшего судна или куда могли подойти шлюпки с людьми экипажа, если тому удалось спастись. Обследование побережья ничего не дало, но 27 сентября штаб Беломорской флотилии был уведомлен начальником морских операций западного сектора Арктики уполномоченным Главсевморпути А. И. Минеевым о том, что пост на полярной станции мыса Стерлегова с 21 часа тридцати минут 26 сентября не работает и на запросы не отвечает. Тогда же Минеев сообщил, что летчику Черевичному дано указание осмотреть этот район при перелете по маршруту бухта Тикси — остров Диксон. Получив такие сведения, командир военно-морской базы передал приказание всем батареям и постам, расположенным в Карском море, повысить бдительность. А через трое суток с одной из материковых полярных станций поступило новое сообщение. Из него явствовало, что гидрографическое судно было атаковано подводной лодкой. Команда, за исключением четырех
[222]
раненых, бросилась за борт и утонула, не ожидая, пока к погибавшему судну подойдет, чтобы добить его; всплывшая на поверхность вражеская подводная лодка. Эти сведения были получены от начальника полярной станции на мысе Стерлегова Г. В. Бухтиярова, который бежал из фашистского плена.
В плен Бухтияров попал при следующих обстоятельствах. Вдвоем с сигнальщиком поста Нагаевым он отправился на собачьей упряжке вдоль побережья, чтобы проверить, не прибило ли волнами какие-либо предметы с погибшего судна. 25 сентября, оставив Нагаева в соседней бухте, Бухтияров возвратился на полярную станцию, чтобы пополнить запас продуктов. Пока он отсутствовал, станция была захвачена фашистским диверсионным десантом, который высадился там в ночь на 25 сентября с двух подводных лодок. Десант состоял из двадцати пяти автоматчиков. Среди них были помощник командира одной из подводных лодок, боцман и переводчик (по специальности инженер, плававший до войны на судах нашего Северного морского пароходства). Диверсанты захватили станцию глубокой ночью в тот момент, когда двое из зимовщиков несли вахту в помещении, а остальные спали. Захват станции был предпринят противником для того, чтобы собрать сведения о движении наших судов на арктических коммуникациях. Попутно диверсанты решили ограбить продовольственный склад полярной станции, чтобы пополнить запас продуктов, а затем разгромить ее. В этот момент и попал в их руки Бухтияров.
Умело скрыв следы высадки, десант расположился в зимовочном домике и не показывался наружу, а подводные лодки легли на грунт в соседней бухточке, чтобы там дождаться сигнала о всплытии. Сигналом должен был послужить взрыв двух гранат, брошенных в воду.
Подпустив Бухтиярова вплотную к станции, фашисты окружили его, обезоружили и стали допрашивать. В свою очередь он выяснил у переводчика, считавшего невозможным бегство Бухтиярова, многое, что позволило уточнить происшедшее и за пределами полярной станции: во-первых, обстоятельства гибели гидрографического судна и тральщика; во-вторых, район действия подводных лодок противника в Карском море; в-третьих, путь проникновения их в него; в-четвертых, предполагаемый маршрут возвращения фашистов из Карского моря; в-пятых, что
[223]
они силой оружия вынудили радиста Главсевморпути, взятого в плен на вахте, принимать и передавать метеорологические сводки в положенные сроки, чтобы тем самым скрыть захват станции (что им и удалось вплоть до вечера 26 сентября); в-шестых, что на одной из подводных лодок находится офицер гестапо, который будет допрашивать Бухтиярова; наконец, в-седьмых, что противник потерял-таки подводную лодку в Карском море.
Допрос ничего не дал фашистским диверсантам. Бухтияров отказался стать предателем, предпочитая погибнуть, и при первой возможности бежал в тундру — безоружный, не имея продовольствия, зная, что до ближайшей полярной станции 110 километров пути по арктической пустыне. Только благодаря этому он и Нагаев уцелели, и только благодаря этому стало известно все, о чем теперь рассказано в донесении штаба Беломорской флотилии, лежащем передо мной.
Безусловно, эта история должна быть обнародована, когда закончится война. Тут есть что передать как эстафету следующим поколениям. В ней — и в поведении личного состава тральщика Т-120 с его командиром во главе, и в поведении экипажа гидрографического судна «Норд», и в поведении начальника полярной станции — залог нашей близкой победы над фашизмом.
[224]
Глава шестнадцатая. ПОТОМСТВУ — В ПРИМЕР (1944, СЕНТЯБРЬ — ДЕКАБРЬ)
Смысл этих слов не подвластен времени. Вернее, они всегда уместны для того, чтобы определить ими значение исторического деяния, совершенного ради высокого понятия — служение Родине. Вот почему они запомнились мне сразу, как только я впервые, задолго до войны, еще в юности, когда служил на Черноморском флоте, прочел надпись на памятнике капитан-лейтенанту Казарскому в Севастополе. То же самое можно сказать сейчас, когда передо мной лежит медаль с вычеканенными на ней словами: «За оборону Советского Заполярья». Пройдут века, и эта медаль так же, как памятник Казарскому, останется вещественным напоминанием, незабвенной памятью героических дел, которые всегда будут «потомству — в пример».
Указ Президиума Верховного Совета СССР об учреждении медали «За оборону Советского Заполярья» опубликован три недели тому назад, 6 декабря 1944 года. В передовой статье «Правды» под названием «Героическая оборона Советского Заполярья» говорилось:
«Советский народ с большим удовлетворением прочтет сегодня Указ Президиума Верховного Совета СССР об учреждении медали «За оборону Советского Заполярья». Это — седьмая медаль в созвездии знаков отличия, учрежденных за выдающиеся подвиги и стойкость, проявленные в обороне... Героическая оборона Заполярья войдет в историю нашего народа как одна из самых ярких, самых запоминающихся страниц. Здесь враг был остановлен осенью 1941 года... Борьба за охрану наших северных коммуникаций в течение трех с лишним лет войны является славным подвигом моряков Северного флота...»
[225]
С удовольствием переношу в свой дневник эти строки статьи. Конечно же, будет особенно приятно читать их вновь спустя много лет, когда уйдет в историю наше время. Ибо все равно и тогда, как теперь, эти строки вместе с медалью «За оборону Советского Заполярья» будут напоминать поколениям, идущим нам на смену, о том, что останется навсегда «потомству — в пример». И не только о стойкости в обороне на суше, не только о безупречной защите коммуникаций североморцами, но и о том, что непосредственно предшествовало учреждению медали «За оборону Советского Заполярья». А предшествовал ему наш совместный — войск Карельского фронта и всех сил Северного флота — бросок вперед через те самые
