дверь. — Хорошая, курская. Шестьсот рублей мешок.
— А сколько в мешке?
— Тридцать килограмм.
— А десять можно? Нам хранить негде. Даже балкона нет.
— Десять нельзя, — сочувственно вздохнул мужик, — можно полмешка…
— Кто там? — спросила Татьяна.
— Та, картошка. Просил десять кило — не хочет.
— И ладно. Они сверху хорошую насыпают, а роют со дна, сплошной мусор. Так ты идёшь? Я тебе список напишу.
— Пиши, а я пока покурю.
Под самым окном разговорились птицы:
— Почём, почём, почём, — тревожно спрашивал воробей.
— Триллион, триллион… — отвечала серенькая замухрышка.
— И всё? и всё? — удивлялась синица.
— Я тебе напишу картошку, — сказала Татьяна, — только много не таскай, килограмма три, не больше. Лучше ещё раз сходишь…
В дверь позвонили. Молодой человек с тревожными азиатскими глазами, волнуясь и перебивая сам себя, заговорил:
— Хозяин, возьмите посуду, очень хорошая, много, большой набор, Цептер…
У ног его стояла большая красивая коробка.
— Кто там? — окликнула из кухни Татьяна.
— Посуду продают.
— Не надо. Нам её девать некуда.
— Хозяин, вы не поняли. Всего тысяча рублей, шестнадцать предметов, она в десять раз дороже стоит, а мне уезжать домой, а её на таможне бесплатно отберут… нам зарплату выдали товаром, всего тысяча рублей, отберут таможенники…
— Извини, но нам и вправду не нужно. Найди кого-нибудь ещё… Подожди секунду…
Карл отбежал в комнату, торопливо зачерпнул из кармана уличных брюк скомканные десятки, прибавил сотню и вернулся к двери.
— Вот, возьми, на трамвай, что ли…
— Спасибо, хозяин. Может всё-таки…
Карл закрыл дверь. «Почему на трамвай?.. Где ты видел трамвай?» — удивлялся он.
— А давай, Танюша, чаю попьём. И сразу же пойду в магазин.
В дверь позвонили.
— Да что же это! — плачущим голосом сказала Татьяна.
Карл решительно рванул дверь. На пороге стоял Славка.
— Господи, — забормотал Карл и взял Славку за рукав. — Да проходи, проходи…
На Славке было музейное двубортное пальто из ратина, кроличья шапка и подвёрнутые валенки с галошами. Он был бледен: под многолетним сизым загаром просвечивал белый подмалёвок.
— Здорово, — смущённо сказал Славка и поставил на пол спортивную сумку Nike. — Я у тебя, Борисыч, поживу, а завтра утром — уеду. Хозяйка твоя где?
— Я здесь, Слава, — Татьяна вышла в прихожую и нерешительно потянулась с поцелуем, но остановилась: Славка не любил сантиментов.
— Раздевайся, пойдём на кухню.
Славка сел в угол, пригладил жёсткую седину. Наклонился к сумке:
— Вот, Татьяна, тебе творог. Ты любишь. Это гостинец, бесплатно.
— Спасибо, Слава. Внучки скучают по домашнему творогу. А у тебя — особенный.
— Хорошо, — снисходительно сказал Славка. — А это, Карла, тебе.
Водка легкомысленно сверкнула бликами.
— Хозяйка, если не возражаешь, отрежь нам корочку.
Татьяна бросилась что-то разогревать. Карл спросил:
— Каким ветром?
— Херовым, Борисыч. Был я в больнице, на этой… — он достал из кармана бумажку. — Каширское саше. Зелёный дедушка послал.
— Какой дедушка? — удивилась Татьяна.
— Да ты не знаешь, — смутился Славка.
— Я тебе потом расскажу, — торопливо сказал Карл. — Познакомлю. Наши со Славой дела.
Славка переждал диалог и продолжал:
— Я оттуда. Сказали — ложись на обследование. Полипы какие-то…
Карл с Татьяной переглянулись.
— Полипы, так полипы, — серым голосом сказала Татьяна. — Надо обследоваться, Слава.
— А корова? И так Машке доверил на два дня. Потом век не расплатишься…
— Танюша, так я схожу в магазин по-быстрому, — вспомнил Карл. — Чтоб потом не отвлекаться.
Ему хотелось по пути осмыслить Славкино положение.
— И лекарства какого купи, — жалобно улыбнулся Славка, — болит, блядь.
— Какого?
— Ты же знаешь. Любого.
— Купи, Карлик, но-шпу, — сказала Татьяна. — И аллохол. Ну, и анальгину, что ли.
Карл купил всё по списку и добавил бутылку водки — день длинный.
За обедом Славка постанывал и пил неохотно. Трудно было смотреть на такого Славку: гонял, бывало, дачников клюкой, и навоз выдавал не всем, а выборочно — изгалялся, но только по-пьянке.
— А где ж, Слава, твоя клюка, — удивился Карл.
— Я, Борисыч, её не взял. Так хромаю. Думаю — Москва большая, хер, потеряешь и не найдёшь потом…
Солнце исчезло. Деревья за окном стояли тёмные, застёгнутые на все пуговицы, будто собрались уходить.
— Как стемнеет — спать лягу, — предупредил Славка. — Рано уеду.
— Я тебе, Слава, утром такси вызову. До Савёловского.
— Богатый? — хмыкнул Славка.
— Нет, ленивый. Одеваться, до метро тебя провожать…
Постелили Славке в маленькой комнате. Славка оглядел постель и хмыкнул:
— Чисто, как в больнице.
— Что ты! — сказал Карл. — Шик-мадера! Может, Славка, тебе бабу какую вызвать?
— Карлик, ты совсем пьяный, — покачала головой Татьяна.
— Нет, Борисыч, — с важностью ответил Славка. — Кто с водкою дружен, тому хер не нужен…
Он сел на кровать и тут же привстал:
— Что там… мешает.
Татьяна сунула руку под матрац и вытащила детский кубик.
— Принцесса ты на горошине, — рассмеялся Карл. — Спокойной ночи. А я пойду, биатлон посмотрю. Там знаменитый Бьёрндален…
— Пердалин, так Пердалин, — сказал сонный Славка. — Прощай пока.
Они посидели ещё на кухне, но не пилось и не разговаривалось — жалко было Славку.
— Что там у нас с давлением? — спросила Татьяна. — Постучи по барометру.
Карл постучал.
— Нормальное. Чуть повыше.
— Пойду-ка я спать, Карлик. Вставать рано. А ты смотри своего пердалина. Только звук убавь.
Мелькали голубые горные тени, зеленели ели, яркие биатлонисты дышали с надрывом, из запалённых ртов текла длинная слюна.
