Глянцевый, как брошка,Огибает клен,Светом из окошкаСнизу озарен.Золотом латаютБездну облака,Человек летаетЗапросто, покаСобрались у печи,Спаяны огнем,Коротаем вечер,Думаем о нем.А погаснет дверка,Холодом дохнет —Дернется, померкнет,Ниточку порвет,Сгинет понапраснуВ мороси ночной,Расползется кляксойПо трубе печной.VIIПо шестнадцатиэтажкамЭхо скачет, как ядро.Тапочки, штаны, рубашка,Да помойное ведро.— Катерина, Катя, где ты,Все живое дома, спит,Только папа неодетыйМусорным ведром скрипит.Качели из железаБолтаются в ночи.Скрипят, из кожи лезут,А девочка молчит.И воздух темно-синийХватает полным ртом.Пожалуй что простынет,Но все это потом.Шестнадцатиэтажка,Одиннадцатый час…Пожалуй, будет тяжко,Но это не сейчас.
«Не припомню, я был или не был тяжел и прожорлив…»
Не припомню, я был или не был тяжел и прожорлив,Или легкою мышкой шустрил в облетевших словах,Только пискнуло что-то, только что-то проклюнулось в горлеИ, вздохнув облегченно, повисаю на птичьих правах.Не пойму, не проверю — другое ли стало обличье,И не знаю что в небе там — воздух по-прежнему густ,Знаю только что новое это косноязычьеВыше прежнего лепета на целый рябиновый куст.
«Не то, чтобы состоялся…»
Не то, чтобы состоялся —Но волен в подборе беды.Скорее всего — отстоялся,Как буря в стакане воды.Холодные чистые грани,И радуги бледный изломПриемлют мое содержанье.Скорее всего — повезло.