одним глазом глянуть на его сокровищницу.
Казаки согласно закивали, некоторые вынули сабли и нестройно загалдели:
– Веди нас, Крыса! Попотрошим караханову казну!
Удача остриём сабли невозмутимо провёл по земле извилистую линию.
– Я вам нарисую и расскажу, где теснина, которая ведёт к проходу в котловину с главными силами разбойников. А сам отправлюсь, уберу сторожевые засады. – И обратился к пятидесятнику: – Я, как увидел тебя, уже знал, ты согласишься.
Лыкову его замечание не понравилось. Он вынужден был объясниться.
– Я, действительно, рассчитывал при удобном случае напасть на Карахана. Но не представлял, как осуществить такое безрассудное предприятие.
8. Сражение в гнездовье разбойников
Стрела разом сорвалась с отпущенной пальцами тетивы, со свистом промелькнула от верха обрыва стеснённого ущелья точно к шее высматривающего что-то внизу ханского головореза, пронзила её насквозь над сеткой кольчуги. Головорез в сторожевом укрытии схватился за окровавленный наконечник под горлом, захрипел и завалился на сообщника. У того внезапный страх исказил грубое лицо матёрого грабителя, и пока он отталкивал хрипящего приятеля от себя, потерял драгоценные мгновения, когда мог укрыться в углублении скалы. Вторая стрела с красным древком пронзила кольчугу у его сердца, он вскинул руки и, шатаясь, опрокинулся на спину, завис с уступа. От судороги тела с головы сорвался обитый железными полосками деревянный шлем, в падении отскочил от валуна, с частыми стуками прокатился по дну теснины до небольшой выемки, где наконец угомонился.
Удерживая лук, Удача и сопровождающий его высокий сухопарый казак, вооружённый только длинным кинжалом в ножнах, безмолвно поспешили дальше. Казак в горах чувствовал себя, как выброшенная на берег рыба, но безропотно следовал за своим проводником, нигде не отказывался преодолевать встречные препятствия. Запас времени у них был небольшим, и Удача поторапливал казака собственным примером, иногда помогал на самых трудных участках. Продвигаясь по левой стороне провала теснины, они за последней, растянутой дугой поворота увидели её окончание и пятно тёмного пещерного входа. Удача внезапно расслышал близкий шорох и приостановился. Застыл и казак, наблюдая, как он выглянул за край обрыва. Жестом руки Удача подозвал его, затем пальцем указал посмотреть туда же. Под ними, на похожем на полумесяц уступе томились бездельем трое разбойников. Удача мог бы поклясться, что в данном месте прежде не было никакой охраны. Несомненно, хан или его дочь принимали дополнительные меры для обеспечения собственной безопасности. В углублении стены лежали боевые луки, дротики, кучей были навалены камни, любой из которых, умело брошенный в теснину, вполне мог разбить голову всаднику или покалечить лошадь.
Мягко спрыгнув, Удача приземлился на краю уступа, и первый, кто пришёл в себя от изумления и бросился на него с выхваченной саблей, промахнулся и от ловкой подсечки сам полетел вместо камня, огласил теснину отчаянным кратким воплем. Как нанизанный на булавку жук, он обвис на заострённом выступе у дна, и звучание вопля пережило его, затихало ещё несколько секунд. Казак с прыжка тоже оказался на уступе и рассёк кинжалом спину второму головорезу, добил его, когда Удача расправился с третьим. Они осмотрелись по сторонам, но короткая схватка и вопль не привлёкли внимания других разбойников, никого не было ни слышно, ни видно.
Выдолбленными ступенями они спустились с уступа к дну ущелья и перебежками вскоре достигли пещерного прохода. Удача вынул из сумки за спиной все три закопчённые палки из сухих ветвей дерева. На их нижние концы были намотаны тряпки, пропитанные и склеенные чёрной смолой, и выданы они были Лыковым из походных запасов.
– Останешься здесь, как договорились, – сказал он, передавая их казаку, а сам нырнул в полутьму.
Казак разложил палки на земле, от пояса отцепил пороховницу, и отсыпал немного пороха на бывший у него кусок сухой коры. Затем из кармана потрёпанного кафтана вынул кремневое огниво и прутом высек искры. Порох вспыхнул, кора загорелась, и он поджог тряпку на одной из палок.
Оглянувшись на ходу, Удача убедился, что он чадящим факелом поджигал оба других, и ускорил шаг. Мрак прохода сгущался, на этот раз возле заворота отсутствовало коптящее и мерцающее пламя маяка. Но он хорошо помнил верное направление. Он миновал чёрную глазницу горловины дыры под потолочным сводом и за заворотом, благодаря свету, который проникал из залитой солнцем котловины на выходе прохода, заметил шагах в пятнадцати впереди себя натянутую от стены к стене железную цепь. Он стал вдвойне осторожен и подкрался к ней. Массивная цепь перегораживала весь проход. Она провисала, а возле стен была на уровне его плеч. Один конец её крепился к вбитому в левую стену прочному крюку. Другой пропадал в обтёсанной звеньями дыре в правой стене. Над дырой выделялась тьма сводчатого углубления, из которого доносился приглушённый ровный храп.
Ухватившись за край низа углубления, он носком сапога опёрся о дыру, в которой пропадала цепь, подтянулся и заглянул внутрь. Под грубо обтёсанным сводом зияла яма, и тихий храп раздавалось на дне её, оттуда же несло запахом винного перегара. Глаза привыкали к темноте, и в яме различался спящий разбойник, который валялся на травяной подстилке так, что его можно было принять за дикое животное. Мягко спрыгнув возле его ног, Удача внимательно осмотрел это выдолбленное в горе сторожевое укрытие. Перекрывающая всю ширину прохода цепь, продетая в сквозную дыру, натягивалась к вбитому внизу крюку, одним из колец была зацеплена за его изгиб. На каменной полке двумя рядами покоились с десяток чугунных ядер, холодных и шершавых на ощупь. Охвостьями из них торчали фитили, а сбоку был приготовлен бронзовый светильник, однако не было видно, чем его можно зажечь. Примерив одно из ядер в руке, Удача нащупал клеймо, поднёс ядро к своду, куда проникал очень слабый рассеянный отсвет дня, и разобрал букву. Такую букву он помнил, как и другие, которые иногда рисовал приёмный отец, когда учил его читать. Она была русской. То ли хан купил ядра у купцов, то ли отнял или захватил где-то, чтобы использовать, когда понадобится защищать и перекрыть единственный проход в котловину.
Храп оборвался, разбойник засопел, почесался у щетинистого подбородка и заворочался на шуршащей подстилке. Затем лениво потянулся, раскрыл тяжёлые веки и уставился на смутный облик мужчины над собой.
– Смена пришла? – равнодушно пробормотал он сиплым после ночной оргии и спросонья голосом.
Удача присел на корточки.
– Смена, смена, – заверил он тихо.
Охранник вдруг уставился в него с пьяной подозрительностью.
– Ты кто?
Вместо ответа, надолго успокоив его ударом ядра в лоб, Удача вдруг сообразил, что надо делать. Быстро выбрался наружу, бегом вернулся к теснине.
– Проход свободен, – проговорил он казаку. Затем нетерпеливо потребовал: – Жгут есть? Жгут давай!
Помог ему отвязать от пояса жгут, который предназначался для стрельбы из мушкета, оба конца сунул в пламя факела. Они зачадили, загорелись. Прикрывая их ладонью, он бросился обратно, чтобы несомым огнём разжечь светильник в обнаруженном им тайном укрытии.
Солнце давно освободилось от опёки белых облаков, и тени лошадей с всадниками стлались под беспокойно переступающие копыта. Когда за большим отрядом тронулись последние казаки, стоянка в ущелье словно осиротела. Приведённые калмыками восемь промысловых людей провожали отряд в немой тревоге, лишь они оставались стеречь тех, кто их пленил, так как Лыкову был дорог каждый способный к
