немножко, – Надежда положила в свою тарелочку пахнущую зелень.
– Хоть в этом ты на меня похожа, – буркнул Павел Степанович, тоже положив себе черемши. – А во всем остальном – как будто кто подменил тебя. Росла одной, а выросла…
Он тяжело вздохнул.
– Не пойму, для кого я стараюсь? Вся моя жизнь посвящена тому, чтобы обеспечить жизнь моих дочерей. Я не хочу, чтобы вы испытали то, что выпало на мою долю. С Верочкой тоже непросто, но она, по крайней мере, прогнозируема, она видит свое будущее в продолжении нашего общего дела. Да, ее нужно время от времени одергивать, но я могу понять ее устремления, образ жизни, наконец. Может, в чем-то не согласиться, что-то не принять, но понять могу. А тебя вот, Надюша, никак. Ты хоть сама-то себя понимаешь?
– Да, папа, – Надежда понимала, что очередных объяснений не избежать. – Я хочу служить Богу.
– И служи! Кто против? Может, ты, Люба?
Он вопросительно взглянул на жену, а та в ответ лишь улыбнулась.
– Вот видишь? Никто не против. Все – за. Служи Богу, ходи в храм, молись, как все другие верующие делают. Никто ведь не летит в монастырь. У каждого свое дело: один в школе, другой в больнице, третий в бизнесе, четвертый еще где-то. Все, как говорится, при деле. И ты должна найти свое дело, утвердиться в нем, а что касается души, веры – ходи в храм.
– Я его нашла, – тихо сказала Надежда. – Поэтому хочу служить Ему не только прилежным посещением храма по воскресеньям и в праздники, а служить всецело. Вы ведь с мамой служите своему делу: мама отдает себя семье, ты – бизнесу, а я хочу отдать себя служению Богу. Раз вы понимаете себя, мою сестру, своих партнеров, почему не хотите понять меня и принять мой выбор?
– Тогда помоги тебя понять. Скажи мне, что тебе не хватает? Что тебе Бог может дать больше того, что дал твой родной отец? Что? Объясни. Может, и мы с матерью вслед за тобой разбежимся по монастырям?
Наде хотелось удержать отца от гнева.
– А что не хватало тем, кто все-таки ушел в монастырь? – Надя старалась найти нужные слова. – Я не говорю о бедняках, которые не были ничем привязаны к миру. Скажите, что не хватало людям богатым, состоятельным – князьям, вельможам, хозяевам? Ведь и у них, казалось, все было: дом, достаток, слава, почет, семьи. А вот почему-то бросали это – и шли в монастырь. Такие примеры, между прочим, не единичные.
– Сравнила! – засмеялся Смагин. – Шли, согласен. Так это когда было-то? При царе горохе, когда людей были крохи. Да если даже и шли, что с того? Сейчас эра компьютерных технологий, колоссальных научных прорывов, открытий. Только сумасшедшие люди могут не признать всего этого и скрыться в четырех стенах кельи.
– Почему не признать? Признают. Научные знания и открытия не мешают им верить в Бога. Более того: именно эти открытия помогли им поверить, почувствовать присутствие Бога и посвятить себя на служение Ему. Я знаю одну такую монахиню. Ее тоже считали сумасшедшей, а она, между прочим, профессор математики.
– Знаю, о ком ты, – отмахнулся Павел Степанович. – Это до сих пор любимая тема разговоров в ее институте. Так она уже дама в возрасте, жизнь прожила, а ты в нее только вступаешь. И взять перечеркнуть ради какой-то прихоти. А о нас ты подумала? Кому мы оставим все, что нажили?
– Моей сестричке, например. Даст Бог, семьей обзаведется, дети пойдут, внучата. Кроме того, вокруг столько людей, которые ждут помощи, недоедают, болеют…
Смагин снова рассмеялся.
– Так зачем ждать, пока мы умрем? Давай прямо завтра раздадим все – и тоже в монастырь. Иль нет, поступим, как предлагает Вера: пустим в свой дом нищих, калек со всего города, бомжей, с ними вместе бездомных собак, блохастых котов, брюхастых кошек, а сами пойдем доживать свой век где-нибудь на перроне вокзала. На тот свет все равно ничего не заберем. Так ведь у вас в монастырях учат?
– Паша, не утрируй, – робко вклинилась в разговор Любовь Петровна.
– Вы нам обе дороги! Это все равно, что одну руку лелеять, лечить, гладить, а в другую гвозди забивать или вообще топором отрубить. Ты думаешь, у нас душа не болит от всех твоих фантазий? В рай она, видите ли, захотела. А тебе не кажется, что ты и так живешь в раю? Если бы видела, как живут многие твои ровесники, если бы прожила нашу с матерью жизнь, тогда ценила отношение родителей, их беспокойство. Посмотрим, насколько твоих фантазий хватит. Когда, знаешь ли, рвутся вот так, как ты, очертя голову, частенько рвутся потом в обратную сторону, назад. Перед тем, правда, столько шишек набьют, что оставшейся жизни
