реализуется в вашей библиотеке?
— Вопрос очень общий, глобальный. Это лучше к идеологам и разработчикам программы.
Ваши пожелания юным читателям и их родителям.
— Читать. Не бросать это трудное, но прекрасное занятие. Получайте УДОВОЛЬСТВИЕ от чтения!
Захар Прилепин о своей новой книге «Леонид Леонов. Игра его была огромна»
Захар, недавно в издательстве «Молодая гвардия» в серии ЖЗЛ вышла ваша книга «Леонид Леонов. Игра его была огромна». Как у вас появилась идея создания этой книги? Почему именно Леонов? Неужели судьба советского классика до сих пор может интересовать современного читателя или это маркетинговый ход в вашей собственной писательской кампании? Ведь книга уже вошла в длинный список национальной литературной премии и имеет все шансы войти и в шорт-лист?
— Бог ты мой, слова-то какие — «маркетинговый ход»! Это какое надо иезуитское иметь мышление, чтоб написать книгу о, скажем прямо, несколько позабытом советском писателе, с целью как-то раскрутить самого себя!
Если б я хоть сколько-нибудь думал про этот вот маркетинг — я бы написал тогда очередную биографию Есенина или Высоцкого. Но мне, знаете, в голову не приходит какие-то свои шаги просчитывать.
Я представления не имею, интересует ли судьба Леонова современного читателя, мне, честно говоря, вообще нет никакого дела до предпочтений читателя. Просто я считаю Леонова великим писателем, и чтение его книг доставляет мне душевную радость и эстетическое удовольствие. Естественно, что когда- то после прочтения его романов мне захотелось узнать, как он жил, — я стал находить какие-то книжки о нем, воспоминания…
А потом случайно познакомился с Димой Быковым, мы выпивали и разговорились о Леонове. Оказалось, не только я, но вот и Быков считает Леонова гениальным. Тут Дима и говорит: «Слушай, а напиши его биографию?» Быков как раз тогда писал своего «Пастернака». Я говорю: «Да ладно, прекрати, какой я биограф!» Но Быкова не остановить, если он чего-то хочет. Он тут же набрал по мобильнику «Молодую гвардию» и сообщил им радостную новость: «Есть такой писатель Захар Прилепин, он будет вам писать Леонова». Это было году в 2006-м, кажется. Или даже в 2005-м. У меня тогда только вышел первый роман, обо мне толком никто не слышал еще.
В «Молодой гвардии» несколько скептически отнеслись и ко мне, и к Леонову… Но договор подписали.
Как долго вы работали над этой книгой? Считаете ли вы, что вам удалось это жизнеописание?
— Четыре года я писал Леонова. И вполне мог бы писать еще четыре. Когда зарываешься в материал — понимаешь, что за каждым поворотом тебя ожидает что-то новое. Тем более Леонов 95 лет прожил — сами понимаете. Вроде пишешь биографию одного человека, а получается, что ненароком историю целого столетия приходится разжевать.
Удалось жизнеописание или не удалось — я не знаю. Я не могу на эту книжку отстраненно посмотреть. Года через три возьму, почитаю — тогда решу.
В любом случае жизнеописания — это специфические тексты. Они изначально требуют хотя бы минимальной заинтересованности читателя в объекте описания. Если человек ни сном ни духом кто такой Леонид Леонов — ему будет, наверное, несколько трудно. Впрочем, у меня там активно действуют Сталин, Горький, Есенин, Булгаков, Шолохов, Солженицын, гражданская война описывается, махновщина, репрессии… Много там всего любопытного. Так что, может, я напрасно опасаюсь.
Что лично вам как писателю и человеку дало изучение документов, биографии и творчества Леонида Леонова?
— Какие-то вещи для себя я уяснил еще раз. Что за любой успех приходится платить. Что критики, бросающиеся на писателей как бешеные собаки, — они были всегда, и их стервозное внимание зачастую лишь признак качественно сделанной работы. Что у человека может быть не одна биография, а две. Вот как у Леонова, где снаружи орденоносный, монументальный совпис, а внутри — человек трагический, умнейший, с неоднозначной судьбой, автор сложнейших, многоуровневых сочинений.
Насколько вам близка фигура этого писателя? Изменили ли вы свое мнение о нем или просто дополнили новыми штрихами к портрету?
— Ну, по составу мы весьма разные люди. Леонов жил отшельником, был мастер на все руки, выращивал какие-то растения небывалые, кактусы редчайшие разводил, спиртного не употреблял, на мир и на человека вообще смотрел, скорей, мрачно — короче, полная противоположность мне в каком-то смысле. Я живу на людях, терпеть не могу физической работы, мир, окружающий меня, — солнечный и пьяный, и в прямом и в переносном смысле. А кактусы я терпеть не могу.
Может, отчасти эти вещи притягивают — хочется понять что-то изначально очень непонятное, разгадать рисунок чужой судьбы, чужой души человеческой…
В своем предисловии вы пишете: «Сказанное Леоновым таит великое количество пророчеств». Что вы имели в виду? Поясните, пожалуйста.
— Леонов в своих сочинениях достигал порой необычайной плотности мысли — лучшие его тексты написаны на грани человеческих возможностей. Это можно сравнить со священными книгами. Такой текст можно читать ежевечерне — и всякий раз будешь совершать новые открытия. Я так леоновскую «Пирамиду» или ранние рассказы его читаю с любого места.
У Леонова есть вещи с элементами фантастики — роман «Дорога на Океан», где он, например, подробно расписал третью мировую войну и, кстати, предугадал создание радара.
У него есть пророчества метафизические, касающиеся взаимоотношений Бога и человека, судеб человечества. Причем пророчества эти «в обе стороны» — касаются и прошлого, и будущего. Леонов предлагает свои, крайне любопытные, возможно еретические трактовки деяний Господа нашего, свою модель Вселенной описывает — и прочее. Я не буду за него пересказывать, это неблагодарное дело — читайте Леонова. Думаю, в том, что это был очень вдумчивый и далеко видевший старик, нам придется еще много раз убеждаться.
А самый поверхностный слой — это его социальная прозорливость: и будущее социалистического эксперимента ему вполне открылось уже в 20-е годы, и о катастрофических последствиях начавшейся в 80-е «перестройки» он начал говорить одним из первых, и замечательную, провидческую пародию на западную цивилизацию — «Бегство мистера Мак-Кинли» сделал еще полвека назад — но меня это все, если честно, куда меньше интересует, чем леоновские религиозные ереси и его космогония.
Не кажется ли вам, что бывший белогвардейский офицер просто лицемерил и «спасал свою шкуру» и его производственные романы, особенно в нынешние времена, не имеют какой-либо художественной ценности? То, что о нем написано множество научных работ, а его книги переведены на все основные языки мира, может означать более интерес к истории, в том числе и к истории литературы, а не к самой
