бросил он. – И никакая магия мне не поможет. Скажешь, я не прав?
– Я ничего пока не могу сказать, – попыталась урезонить его Соня. – И не скажу, пока кость окончательно не срастется. Только тогда можно будет с уверенностью определить, насколько пострадала рука. Даже если использовать магию, на это понадобится несколько дней. А пока самое лучшее, что ты можешь сделать, это постараться не двигать ею. Послушай, Малькольм, Ларине и так уже изрядно досталось. Поэтому перестань жалеть себя и растравлять свои раны – потому что этим ты причинишь боль в первую очередь ей.
Малькольм, шумно вздохнув, кивнул. Лицо его стало угрюмым. Как ни противно, но пришлось признать, что в словах Сони была правда. Малькольм до сих пор винил себя в том, что не справился с напавшими на него Воителями. Окажись он сильнее, ничего бы не случилось. Боль в раненой руке казалась ему своего рода наказанием, к тому же вполне заслуженным.
– Не нужны мне твои травы, друид, – проворчал он. – Справлюсь и без них. Я Воитель и умею терпеть боль.
Соня молча смотрела, как юноша взбирается по лестнице в отведенную ему комнату. Ее сердце обливалось кровью от жалости. Если бы она могла хоть как-то ему помочь, думала она. К несчастью, это было не в ее силах. Друид не умела творить чудеса. Соня даже не решилась рассказать кому-то о том, что в действительности произошло с рукой Малькольма. Окажись это обычным переломом, все было бы намного проще.
Посланные Дейрдре Воители превратили его кости в какую-то кашу. Сколько ни билась Соня, они никак не хотели срастаться. Именно поэтому Малькольма до сих пор мучили постоянные боли. У нее язык не поворачивался это признать, но шансов на то, что Малькольм снова сможет владеть этой рукой, практически не было. В сущности, юноша прав – никакая, даже самая сильная, магия ему не поможет.
Благодаря дару предвидения, которым владела Соня, она знала, что будущее ждет Малькольма в замке Маклауд… но что это было за будущее, она не могла сказать. Именно в такие минуты она отчаянно жалела, что рядом нет ее сестры. Энис умела предсказывать гораздо лучше ее.
Тяжело вздохнув, Соня заторопилась в замок. Нужно было готовить отвар, который помешает Ларине и Каре забеременеть. Вообще говоря, никто не верил, что друид может понести от Воителя, но Соня думала иначе. А сейчас было явно не то время, чтобы заводить детей.
Первым ощущением Куина, когда он открыл глаза, было удивление. Он рассчитывал оказаться в темноте своей камеры – а очнулся в комнате, залитой мягким светом многочисленных свечей. Не требовалось большого ума, чтобы сообразить, что он находится в спальне Дейрдре.
Куин медленно сел, отметив при этом, что он совершенно голый, если не считать прикрывавшей его до пояса тонкой льняной простыни. Увидев на стуле стопку аккуратно сложенной одежды, он спрыгнул с постели и принялся поспешно натягивать тунику, штаны и башмаки.
Наскоро оглядев свое тело, Куин с удовлетворением отметил, что от ран не осталось и следа. Он, конечно, не знал, сколько времени провел в постели Дейрдре и что она делала с ним, пока он спал, но ему не терпелось поскорее сбежать отсюда. И чем быстрее, тем лучше.
– Ты проснулся наконец…
Куин вздрогнул. Этот голос он ненавидел до дрожи. Обернувшись, он увидел стоявшую в дверях Дейрдре. Заметив, что Куин смотрит на нее, Дейрдре поспешно приняла соблазнительную – по ее мнению – позу. К счастью, она не заметила, что Куина тут же передернуло от омерзения.
– Что ты сделала со мной? – прорычал он.
Брови Дейрдре взлетели вверх.
– Что я сделала?! – с притворным удивлением переспросила она. – Исцелила тебя. Естественно, после того как примерно наказала избивавших тебя Воителей.
– Но разве ты не этого хотела?
Перешагнув порог, Дейрдре направилась к кровати, на ходу призывно покачивая бедрами.
– Я хотела, чтобы ты принадлежал мне, Куин. – Нагнувшись, она коснулась подушки в том месте, где еще остался след от его головы. – Впрочем, ты с самого начала это знал. Я надеялась сломать тебя. Когда ты стал моим пленником, то потерял голову от ярости. И едва не стал рабом своего бога, верно? Я видела, что он почти подчинил тебя своей воле.
– Почти, – подчеркнул он.
Дейрдре дернула плечом.
– Я сделаю все, чтобы ты стал моим. У меня на тебя большие планы. Очень большие, – выразительно протянула она.
– А если я не захочу участвовать в твоих планах?
– О… ты захочешь. Поверь мне.
Скрипнув зубами, Куин сжал кулаки. Бешеная злоба застилала глаза, подкатывала к горлу, грозя выплеснуться наружу. Он изо всех сил старался сдерживаться, зная, что, если он даст ей волю, ничем хорошим это не кончится.
– Я скорее умру.
Что-то свистнуло в воздухе, и волосы Дейрдре, внезапно ожив, захлестнули ему горло. Побагровев, Куин дернулся, хватая воздух ртом. Ему бы не составило труда разорвать их когтями, но он справился с собой. Опустив руки, он замер, молча глядя ей в глаза.
Кровь Христова… как же он ненавидел ее в эту минуту! Ему противно было даже смотреть на нее, не то что разговаривать. Тело Дейрдре было безупречно, однако Куин знал, что там внутри, за этой красивой скорлупкой. Тьма и злоба. И это сводило его с ума.
– Я могу дать тебе такую власть, какую ты даже представить себе не можешь.
– Оставь ее себе, – сквозь стиснутые зубы прохрипел Куин. – Меня это не интересует.
Тугая удавка у него на горле стала потихоньку затягиваться.
– Я надеялась, что, показав тебе, насколько приятнее быть на моей стороне, заставлю тебя передумать… но теперь вижу, что ошибалась. Возможно, пребывание в Колодце пойдет тебе на пользу.
Куин молча усмехнулся. Его уже ничто не пугало. Да и что она могла сделать с ним? Бросить в Колодец, откуда мало кто возвращался? Во всяком случае, живым, угрюмо поправился он. Что ж, значит, так тому и быть. Нельзя напугать того, кто уже живет в аду. Куин с самого начала знал, что обречен.
– Я готов, сука. Делай со мной что хочешь.
[1] Торк – массивное жесткое кельтское ожерелье из железа, золота, бронзы, витое из нескольких нитей. На концах ожерелья сделаны утолщения, которые бывают различной формы: шарики, ушки, разнообразные фигуры. Торк являлся символом власти, его носил вождь клана. –
