поужинать. Это была красивая и очень серьезная англичанка по имени Френсис Бэнкс, с тяжелой темной косой и постоянно сменявшимися нарядами из тонкого льна. Она уже побывала замужем за профессором Кембриджского университета. Супруг Френсис был гораздо старше ее, она овдовела несколько лет назад и теперь воспитывала их дочь, Луизу. Изредка она приводила девочку с собой в ресторан. Френсис Бэнкс, казалось, целиком состояла из противоречий — ее приличные манеры сочетались с естественностью, временами доходящей до бестактности. Неожиданно для себя Мартин понял, что ему нравится ее ироничное остроумие и привлекательная внешность, а также отметил то, как она смотрит на него.
Однажды Френсис обратилась к нему:
— Я тут подумала, как повезло вашей жене, что у нее есть такой замечательный повар.
— У меня нет жены, — ответил Мартин и тотчас же пожалел о вырвавшихся словах.
Несомненно, Френсис сказала это лишь для того, чтобы выяснить его семейное положение. В душе он считал себя мужем Клэр, несмотря на то, что не видел ее очень давно, с прошлого двадцать седьмого мая. Тогда они провели около часа в беседке, а потом расстались. В тот вечер он предложил ей поехать в мотель «Сторожка», где остановился на ночь, но она отказалась, объяснив, что ей надо вернуться домой. Однако Мартин знал, что причина в другом: для них слишком опасно идти туда и заниматься любовью в номере восемнадцать. После этого они не вынесут расставания. Так что их встречи все чаще оказывались очень короткими, но даже тогда в них было слишком много чувства и болезненного напоминания о том, чего Мартин и Клэр будут лишены весь остаток года. Несмотря на это, Мартин оставался верен своей любви. И пусть письма из Лонгвуд-Фолс в Лондон и обратно летали через Атлантику уже не так часто, они по- прежнему были наполнены страстью и нежностью. Ему хотелось бы ответить Френсис: «Да, моей жене очень нравится, как я готовлю. После того как мы занимались любовью в первый раз, я накормил ее омлетом».
Поговорив с Френсис, Мартин поспешил обратно на кухню, а когда через два дня она пришла в «Беседку» вместе с Луизой, он так и не выглянул в зал. Официант сообщил ему, что миссис Бэнкс просит мистера Рейфила уделить ей хоть минуту, но Мартин попросил передать клиентке свои извинения и объяснить, что у него слишком много работы.
И в этот вечер, двадцать седьмого мая 1953 года, Мартин сидел в беседке и нежно обнимал Клэр. Она по-прежнему принадлежала ему, несмотря ни на что. Недавно у Лукаса Свифта развился артрит коленей, и ему стало совсем трудно передвигаться. Теперь отец нуждался в дочери больше, чем когда-либо, — и тон их писем постепенно менялся. Исчезла уверенность в том, что они скоро будут вместе. Мартин и Клэр старались вообще не касаться этой темы. Они знали лишь то, что любят друг друга так же сильно, как прежде, и обязательно встретятся в беседке двадцать седьмого мая. «Пусть даже мир расколется пополам», — писал Мартин.
Он знал, что, когда на Лонгвуд-Фолс опускается вечер, отец с дочерью сидят на заднем крыльце и тихо беседуют, пока солнце окончательно не скроется за горизонтом. Лукас Свифт часто говорил дочери, что она должна уехать в Лондон, где вся ее жизнь, но Клэр каждый раз отвечала, что нужна здесь, — и он не спорил. Помимо того, что Клэр целиком взяла на себя заботу об отце, она фактически стала главой семейного дела. Благодаря ее стараниям фирма «Свифт: мастера на все руки» начала процветать. Клэр великолепно справлялась со всей документацией и — у нее оказался настоящий талант — общалась с клиентами и рабочими. Она пока не могла уехать — Мартин также не мог. Они оба знали об этом, и разочарованное молчание отравляло их долгожданную встречу в беседке.
Но в этот вечер в воздухе словно повисло еще что-то. Клэр выглядела не просто повзрослевшей или усталой, нет, в ней чувствовалась какая-то тревога. И, как оказалось, на то были причины.
— Послушай, — сказала она Мартину и взяла его руки в свои. — Я должна тебе кое-что сказать.
Первая его мысль была о том, что умер кто-то из его родителей. Он почувствовал, как внутри него все сжалось. Несмотря на то, что Мартин уже несколько лет не разговаривал ни с отцом, ни с матерью, он не был готов услышать такие вести. Но вместо этого Клэр сказала:
— Я кое-кого встретила.
Ее голос был полон грусти и сожаления. Мартин молчал.
Что ты имеешь в виду? — наконец спросил он, хотя боялся, что знает ответ.
— Его зовут Дэниэл Класкер, — тихо проговорила Клэр.
Мартин не знал, что сказать. Как она могла кого-то встретить? Они же договорились. Они собирались когда-нибудь снова жить вместе.
— Как ты могла? — Он встал, пошатнувшись, и изо всех сил ударил кулаком по деревянной опоре беседки.
— Остановись! — закричала Клэр. Она хотела броситься к нему, но вместо этого просто смотрела, как он трясет рукой от боли. — Пожалуйста, — продолжила она, на этот раз с нотками ярости в голосе. — Я не знала, что делать. Я здесь — ты там. Ты все время выглядишь таким несчастным, таким вымотанным. Я пыталась хоть как-то решить нашу проблему, и это все, о чем я думала. Проходят годы, и мы больше не думаем о том, что с нами будет и когда все это кончится. Ты знаешь, что я люблю тебя. Ты знаешь, что ты — вся моя жизнь. Но Дэниэл просто пришел и стал помогать. Он нравится отцу, и он очень надежный. Я знаю, как ты одинок, — я вижу это каждый год. Не просто одинок, ты разочарован. Наши отношения словно лишают тебя чего-то очень важного. Поэтому я решила: пора что-то делать, — сказала Клэр, глубоко вздохнула и тихо добавила: — И теперь ты имеешь право сделать то же самое.
Мартин неотрывно смотрел на нее, чувствуя, как гулко бьется сердце, как, словно отделившись от остального тела, пульсирует разбитая кисть.
— Скажи мне только одно, — попросил он глухим, незнакомым голосом. — Этот Дэниэл Класкер… — Он холодно произнес его имя. — Ты его любишь?
Клэр опустила голову и посмотрела на свои руки.
— Он очень добрый человек, — просто сказала она.
Ее ответ напомнил Мартину слова Николь о своем муже, Тьерри. «Он хороший отец», — сказала Николь, словно этого было достаточно. Неужели этого достаточно? Кто решает, чем мы должны удовлетвориться в жизни, что делает ее полной?
— Дэниэл может починить что угодно, — продолжила тем временем Клэр. — Умеет ходить колесом. Знает названия разных птиц. Он чуткий и заботливый. — Она подняла голову, вздохнула еще раз и сказала: — Он попросил меня выйти за него замуж.
Мартин изумленно посмотрел на нее:
— И я сказала, что согласна, — тихо ответила Клэр. — Я не знала, что еще сказать.
Мартин почувствовал горечь во рту.
— Клэр, давай сегодня же уедем в Лондон.
— Ты знаешь, что я не могу, — сказала она. — Мой отец. Наше дело…
— Тогда я перееду сюда, — не сдавался Мартин. — Брошу этот дурацкий ресторан.
— Он не дурацкий, — остановила его Клэр. — Ты всегда о нем мечтал.
— Да, — сказал Мартин. — Это так.
Он вспомнил мягко освещенный зал, те чувства, что он испытывал, стоя на пороге кухни и наблюдая за тем, как официанты провожают первых клиентов к их столикам. В такие моменты он чувствовал спокойную радость и гордость за свое дело. Но потом Мартин подумал о том, что никогда больше не сможет заняться любовью с Клэр, никогда на ней не женится, и у них никогда не появятся дети. Они будут раз в год ненадолго встречаться в беседке, потому что дали друг другу обещание, и все.
— Ты действительно сделаешь это? — спросил он.
Клэр отвела глаза и кивнула.
— Значит, все кончено?
Она снова кивнула.
— Я должен идти, Клэр, — сказал Мартин.
Он поднял портфель, который она ему подарила, и спустился по белым ступеням, слегка пошатываясь, как человек, выпивший слишком много шампанского или неожиданно получивший очень плохие вести.
Дэниэл Класкер был плотником из соседнего города, Клэр наняла его на работу в семейную фирму.
