7
Прошло полтора часа, но Алекс все еще находилась в каком-то тумане.
День был прекрасный, ярко светило солнце, пахло свежескошенной травой, и команда Брендона впервые выигрывала.
Все, казалось, должно бы радовать ее, думала Алекс. Ей бы сейчас веселиться вместе со всеми, подбадривать игроков криками, а она словно ушла от всего этого и смотрела издалека на яркую веселую картинку, которая мало ее волновала. Одна мысль не покидала ее. Неужели она влюблена?
Что может сулить ей любовь к человеку, привыкшему к одиночеству, чье столкновение со злом и насилием стало обыденностью, не верящему в любовь, откровенно отвергающему брак и взаимные обязательства? Что он ответит, если она решится сказать ему о своих чувствах?
Мистер Тревис Кросс, не терпящий вторжения в святая святых — свой внутренний мир, — высмеет ее и назовет все это выдумкой, пресловутым женским воображением, которое, как известно, разумению не поддается. Он сделает это прежде, чем она успеет произнести столь пугающее его слово «любовь».
Она слишком хорошо это понимает и предвидит, но что поделать с собой? Самым разумным было бы выбросить его из головы и из сердца. Но справится ли она с этим?
Глядя прищуренным недобрым взглядом на Тревиса, объясняющего Брендону, как лучше бить по мячу, она подумала, что ей легче было бы справиться с собой, если бы у него обнаружились серьезные недостатки, ну, например, нелюбовь к детям.
Но вместо этого Алекс видела, как по его совету Брендон, ловко орудуя битой, делает отличный удар по мячу, а потом, счастливый, смотрит на Тревиса и ждет похвалы. Она вынуждена была признать, что Тревис удивительно умеет находить с детьми общий язык.
— Я сделаю удар, я сделаю его! — радовался Брендон, прыгая и размахивая битой.
— А теперь брось биту и беги, — инструктировал его далее Тревис.
Брендон не заставил себя ждать. Его крепкие маленькие ноги уже мелькали в другом конце поля.
— Неплохо — спокойно произнесла Алекс, подходя к Тревису.
— Да, — рассеянно ответил тот, легонько покачиваясь на носках — ну прямо, как Брендон — и пристально следя за тем, что творилось в конце поля. В эту минуту мяч, со свистом пролетев мимо, упал за линией поля. Тревис напрягся и замер, как гончая.
— Мазила, — наконец с досадой промолвил он.
Алекс с удивлением смотрела на него, как на мальчишку, увлеченного игрой. Он даже кричал и ругался, как они. Ее он словно бы и не замечал. О, куда девался мой немногословный, уверенный и саркастичный возлюбленный, думала она, глядя на Тревиса и испытывая волнение.
Совершенно забыв о ней, он снова наставлял Брендона, вместе с ним повторяя все движения игрока.
— Беги! — громко дал он мальчику команду.
Глядя на его увлеченность и азарт и почувствовав себя уязвленной его невниманием, Алекс, не выдержав, заметила:
— Это всего лишь детский матч, а не соревнования бейсбольных лиг.
— Много вы понимаете, — сердито ответил Тревис. — Игра есть игра, и она должна вестись по правилам, а эти ребята не умеют ловить мячи. Посмотрите только, защитник опять промазал, — и, сложив руки рупором, крикнул: — Поживей, Брендон, поживей! Беги!
Брендон был достоин похвал своего учителя. Мальчишка был ловок, смышлен и так же увлечен игрой, как Тревис. Поэтому он четко и быстро выполнял его короткие подбадривающие команды. Когда защита противника снова сплоховала и Брендон, прорвавшись, осалил и вернулся «домой», Тревис более не сдерживал себя.
— Молодчина! Мой парень! — воскликнул он, энергичными боксерскими ударами рассекая воздух, а потом вдруг повернулся к Алекс, обхватил ее за талию и закружился с ней в каком-то бешеном вальсе. Алекс с испугом и удивлением смотрела на его торжествующее разгоряченное лицо, и у нее кружилась голова.
Она все еще испытывала легкое головокружение, поэтому, вернувшись домой, первым делом решила принять душ. Она была уверена, что это именно то, что ей сейчас необходимо. Перед глазами все еще стояло счастливое лицо Тревиса, кружащего ее в сумасшедшем танце.
Закрыв стеклянную дверь душевой, Алекс с наслаждением подставила лицо под струю воды. Признайся, говорила она себе, ты влюбилась в человека, который ни за что не согласится признать существование любви.
А если это так, то что ты собираешься делать? Алекс с тихим стоном прижалась к холодным изразцам стены. Она не знала ответа. Но какой-то внутренний голос словно вступил с ней в спор. Не знаешь? — издевательски спрашивал он и тут же отвечал: — Тогда перестань ломать над этим голову, плыви по течению, пусть будет, что будет. Не забывай, уже целых восемь лет в твоей жизни не было мужчины. Как это так — плыть по течению?
Хороший совет, ничего не скажешь, рассердилась Алекс. А если тому, кого я полюбила, нет до меня дела? Но внутренний голос, или подсознание, или что-то еще, что там есть, нашептывали: будь, что будет.
Она схватила губку и, намылив ее, стала безжалостно тереть свое тело, начав с пальцев ног.
Алекс, сделав воду похолоднее, подставила под струю воды лицо и, разжав губы, жадно сделала глоток. Я — жрица любви? Господи, есть от чего свихнуться.
А твой «феррари»? В таком автомобиле позволяла себе ездить лишь Дорис Дэй [1] в дни своей славы. Разве праведница мать Тереза подобрала бы в свою машину случайного попутчика?
— Я не подбирала Тревиса! — негодующе возразила Алекс.
Господи, она уже разговаривает сама с собой!
Стань наконец взрослой, Алекс, отчитывал ее голос, начиная терять терпение. Прежде всего ответь на вопрос: ты хочешь переспать с ним?
Эта мысль внезапно вытеснила все остальные из ее разгоряченной головы. Хочешь или нет, отвечай?
Ответ был ясен, как аксиома, как то, что в сутках двадцать четыре часа, что солнце встает на востоке, а за весной следует лето. Она хочет переспать с ним! Впервые в жизни она встретила мужчину, который заставил ее, трезвую, умную, выдержанную, быть готовой на любое безрассудство.
Но голос не угомонился, он не собирался оставлять ее в покое. Не волнуйся, тихо нашептывал он, с тобой все в порядке. Просто хочется любить. Ты заждалась, дорогая.
От этой мысли Алекс так и застыла с губкой в руках. Это что, еще одна блестящая догадка? А восемь лет одиночества, разве это не доказательство того, что она никогда не была рабой неуемных страстей?
Голос, увы, тут же уличил ее в неискренности Так ли это? А то, что произошло в машине? Что это? Аэробика?
О, пожалуйста, замолчи! Она снова ухватилась за губку, как за якорь спасения. А голос продолжал обличать. Не строй из себя святошу. Вспомни свою спальню. Разве в ней обои в цветочек и скромный ситчик простынь? Да твоей спальне позавидовал бы сам Рудольф Валентино, «первый любовник» Голливуда! Эта храм любви, роскошная усыпальница спящей царевны, которая ждет не дождется, когда ее разбудят поцелуем.
Если так, резюмировал голос, то лишь набитая дура может противиться этому.
Должно быть, она ею и была, ибо тут же стала взвешивать все «за» и «против». Но ее отговорки не убедили голос.
Брось, Алекс, сердито приказал он, пора покончить с ненужным морализированием и просто немножко пожить в свое удовольствие. Стефан мертв, а ты жива, и в том, что так случилось, нет твоей
