На рассвете 8 апреля союзная армия (52 тысячи) начала наступление против французов, оставив 14 1/2 тысячи для наблюдения за Мантуей и Пескиерой. Так как Суворов прибыл к австрийской армии еще 4 апреля, а начал наступление только 8, то некоторые историки упрекают его за потерю трех дней, за напрасное поджидание русских войск, тогда как он мог преследовать неприятеля и с одними австрийцами. Если бы речь шла о преследовании только что разбитого противника, то можно с уверенностью сказать, что фельдмаршал не потерял бы ни одного часа; но ведь сомнительная победа над французами была одержана еще 25 марта, они отступили спокойно, и теперь предстояло не преследование, а наступление, начало кампании под начальством нового главнокомандующего, который, понимая важное значение первых впечатлений, конечно, должен был постараться обеспечить успех первых столкновений. Для этого Суворов с нетерпением ожидает прибытия русских войск, торопит их следование и сосредоточивает половину корпуса Розенберга – колонну Повало-Швейковского.
10 апреля войска Суворова подошли к крепости Брешиа (40 тысяч жителей), занятой французским гарнизоном (1100 человек); предстояло первое дело под начальством русского главнокомандующего. Фельдмаршал приказал штурмовать крепость, а не заключать с комендантом почетной капитуляции. «Иначе, — говорил Суворов, — неприятель будет держаться в каждом блокгаузе, и мы будем терять и время, и людей».
Суворов оказался прав: после безвредной перестрелки комендант, устрашенный приготовлениями к штурму, согласился на посланное ему твердое предложение о безусловной сдаче; взято 46 орудий, потерь убитыми и ранеными не было. Взятие Брешии произвело сильное нравственное впечатление на войска: «войско требовало, чтоб его вели к новым победам». Суворов доносил, что войска действовали «под жестокими пушечными выстрелами» и что неприятель сдался «по упорном сопротивлении». Эти невинные натяжки в донесении легко объясняются желанием Суворова произвести благоприятное впечатление на союзные правительства (так и было), что, без сомнения, повело бы к успеху общего дела, но они, между прочим, дают характеристику многим реляциям.
Хорошо зная человеческую душу, Суворов пользовался с выгодою подобными приемами; например, он особенно выхвалял австрийцев за взятие Брешии, хотя участие в деле было одинаковое и со стороны русских, но похвала Суворова нужна была для хороших отношений с союзниками, ибо, как показывает история, они постоянно нарушаются, рождается зависть, а дело страдает.
13 апреля 1 1/2 полка казаков с налета овладели укрепленным городом Бергамо и его цитаделью, взяли 130 человек французов в плен, 19 орудий, знамя, много ружей и других запасов.
Между прочим, «найдя и здесь большой запас французских белых сухарей, разделили оный для употребления в пищу».
14 апреля Суворов подошел к реке Адде и заметил, что французы не намерены оставить ее без сопротивления. Наконец Суворов дождался сражения.
У французов было 28 тысяч, растянутых отдельными отрядами на 100 верст вдоль всего течения реки Адды, от ее истоков из озера Комо, у города Лекко, до устья. Суворов имел 48500 человек и решился прорвать тонкую линию французов при содействии предварительной фланговой атаки отрядом генерал- майора князя Багратиона через город Лекко. В записках Грязева описан бой у Лекко, но отнесен к 14 апреля, тогда как официально считается 15; следует заметить, однако, что историки войны 1799 года (французский – Жомини, немецкий – Клаузевиц и русский историк-очевидец Фукс) также упоминают о каком-то деле у Лекко 14 апреля. Во всяком случае, бой у Лекко был упорен, — недаром Суворов в письме к графу Толстому говорит: «На Лако-ди-Комо чуть было мою печенку не проглотили». Самое сражение на реке Адде с переправою через нее произошло 16 апреля и закончилось полною победою Суворова над французами; а 17 целая французская бригада генерала Серрюрье, вследствие совершенно нелепых действий последнего, взята в плен. Всего у французов убито и ранено более 2 1/2 тысячи, взято в плен до 5 тысяч и 27 орудий; союзники потеряли до 2 тысяч человек.
Результатом победы на реке Адде было занятие союзниками Милана, столицы Цизальпинской республики, которую французы учредили из Ломбардии, Модены и римских легаций. Отступившие французы оставили в Милане небольшой гарнизон. Вечером 17 апреля майор Молчанов с полком казаков ворвался в город и завладел им; гарнизон укрылся в цитадель.
18 апреля вступление Суворова в город было торжественным въездом. В это число пришлось Светлое Христово Воскресенье; весенний итальянский день был совершенно ясен; на улицах города толпы народа. Все радовались, дворянство и духовенство надеялись на восстановление своих прав, попранных революцией, на возвращение имуществ и почестей; торговцы и ремесленники рассчитывали избавиться от тягостных налогов и насильственных займов; сельское население жаждало успокоения. Суворова встречали криками: «Ewiva nostro liberatore»*.
Русские войска поразили итальянцев: вместо диких варваров, пришедших из ледовитых стран, они увидели весьма обходительных людей, отличавшихся особенным благочестием и набожностью; казаки крестились, проходя мимо каждой церкви, обменивались между собой троекратными поцелуями (христосовались), которыми награждали даже встречных изумленных итальянцев. Суворов ласково обошелся с пленными, пригласил их генералов к обеду и возвратил Серрюрье шпагу, сказав: «Кто так владеет шпагою, как вы, тот не может быть лишен ее». Серрюрье, не поняв тонкой иронии, был очень доволен и расхрабрился так, что сделал Суворову замечание, будто его нападение было слишком смелое. «Что делать, — отвечал русский полководец, — мы, русские, без правил и без тактики: я еще из лучших». Однако, прощаясь с Серрюрье, выразил надежду увидеться с ним в Париже.
Впечатление, произведенное занятием Милана и уничтожением Цизальпинской республики, было сильное: во всей северной Италии народ заволновался, начали вспыхивать восстания против французов.
Уничтожив Цизальпинскую республику, Суворов учредил временное правление впредь до распоряжений венского Двора, владевшего большею частью Ломбардии до Кампоформийского мира. Мелас, которому главнокомандующий поручил административные заботы, учредил, к великому неудовольствию итальянцев, в Милане австрийские полицейские порядки, обезоружил национальную гвардию, запретил ношение цизальпинского военного мундира, ввел опять в обращение билеты венского банка и пр.
Итак, 8 апреля Суворов начал наступление, в 9 дней прошел более 100 верст, переправился через 5 рек (Киеза, Мелла, Олио, Серио и Адда) и дал сражение, в котором одержал победу и нанес противнику чувствительный урон, а на 10-й день занял столицу Цизальпинской республики и низвергнул ее. В 10 дней была завоевана Ломбардия.
«Кажется, — добавляет Грязев, — идет быстро и хорошо, т. е. не по-немецки, а по-русски или, лучше сказать, по-суворовски».
