– Лето кончается.
– Кстати, твой отец говорит, что тебе остался последний школьный год, – решительно продолжала Мэри. – Должно быть, ты уже думаешь, в какой колледж подавать документы. Помню, Ноэль в твоем возрасте никак не могла дождаться, когда наконец станет самостоятельной.
Бронуин ответила ей красноречивым взглядом: «Неудивительно. Будь я вашей дочерью, мне тоже не терпелось бы уехать из дома». Но она была чужой дочерью. Это все меняло.
– Я не могу похвастаться отметками, – призналась Бронуин. – Хорошо еще, если меня вообще примут в колледж.
Мэри понимающе усмехнулась.
– Когда я поступала, мне тоже так казалось. Кому нужна мать-одиночка? Но через шесть лет у меня уже был диплом.
– Знаю. Ноэль рассказывала мне об этом. – В лунном свете, пробившемся сквозь туман, оливковая кожа Бронуин казалась светло-золотистой. Она сжала пальцами прядь волос, принялась водить колким концом пряди по губам. – Она говорила, что в те дни почти не видела вас.
Мэри ощутила знакомый укол раскаяния. Но вместо того, чтобы начать оправдываться, ответила коротко:
– Она права.
Последовала еще одна длинная пауза, и вдруг Бронуин спросила:
– Вы знали мою мать?
– Я видела ее только однажды. Она показалась мне очень милой.
– Такой она и была. И еще красивой. Никто даже представить себе не может, как она была красива.
– Знаешь, ты немного похожа на нее.
– Все говорят, что я похожа на отца.
– Да, но глаза ты унаследовала от матери. Я помню, как они поразили меня.
Бронуин пытливо всматривалась в ее лицо, подыскивая точный ответ. Наконец она отвела взгляд и хлопнула себя по руке, раздраженно выпалив:
– Житья нет от комаров! Стоит задуматься, и они налетают стаями!
– Это точно.
– Ручаюсь, там, где вы живете, комаров нет.
– Зато полным-полно других тварей, – усмехнулась Мэри. – Карманников, насильников – всех не перечесть. Почему-то летом их становится больше.
– А здесь ничего подобного не бывает. Наверное, вам скучно в Бернс-Лейк.
– Нет, этот город по-своему очарователен.
Под покровом темноты Мэри позволила себе улыбнуться. На кухне прекратилось журчание воды, слышались только спокойные голоса Чарли и Ноэль. Комар сел на ногу Мэри, она спокойно согнала его. Бронуин с любопытством наблюдала за ней.
– У вас еще не началась ностальгия? Не тянет в большой город?
В эту минуту Мэри ни капельки не хотелось возвращаться в Нью-Йорк. Но она ответила:
– Иногда тянет. Не обязательно тосковать по родине – чаще всего нам недостает привычного окружения. Привыкнув к одному образу жизни, уже не представляешь себе, как можно жить иначе. А потом равновесие нарушается, и начинаешь замечать те возможности, о которых прежде даже не подозревал.
Бронуин залюбовалась темным озером с плывущими над поверхностью клочьями тумана.
– Пожалуй, – нехотя отозвалась она. Обе вновь погрузились в молчание. Мэри уже собиралась уйти в дом, когда почти детский голос робко произнес: – Вы действительно считаете, что я похожа на нее?
– Подойди поближе, дай рассмотреть тебя. – Мэри подождала, пока Бронуин поднимется по ступенькам и подойдет к ней. Минуту она разглядывала девушку, длинноногое существо, похожее на персонаж из «Сна в летнюю ночь», над головой которого облачком вились мелкие мошки. Бронуин была точной копией Чарли, вплоть до крохотной, напоминающей апостроф морщинки над правой бровью, но в приливе сочувствия Мэри заявила: – Ты вылитая мама.
До них донесся отдаленный грохот тарелок. И стук – очевидно, Руфус бил хвостом по полу. Чары развеялись. Бронуин отвела взгляд, словно застыдившись того, что напрашивалась на похвалу, как старый пес. Резко повернувшись, она убежала в дом и хлопнула за собой дверью.
Два дня пролетели незаметно.
В среду Мэри уехала в Нью-Йорк, на встречу с самой преуспевающей из своих клиенток, жрицей диет Люсьен Пенроуз, которая давала интервью «Женскому журналу». Ноэль после очередного свидания с Эммой провела полдня в обществе своего адвоката, размышляя, что предпринять дальше. А Чарли съездил в Олбани, проверить, насколько изменился общественный рейтинг сенатора Ларраби. В окна «Реджистера» уже вставили новые стекла, но шум, поднятый статьями, изобличающими Роберта и его сторонников, не утихал.
Следующий день ознаменовался новой вспышкой вандализма – на этот раз пострадал заброшенный склад на окраине города. В нем выбили стекла, а потом подожгли. К счастью, пламя удалось вовремя потушить. Тем не менее Чарли отправил на место происшествия двух своих лучших репортеров – Трента Робсона и Джину Томаселли. Когда Джина вернулась с заявлением Роберта, отрицавшего всякую причастность к пожару, Чарли поместил на первой полосе очередного номера статью под заголовком «Местного бизнесмена подозревают в поджоге».
Через два дня священник Первой баптистской церкви, явившись туда ранним воскресным утром, обнаружил, что стены обезображены непристойными граффити. Еще возмутительнее выглядел акт вандализма, которому подверглось соседнее кладбище. Было опрокинуто несколько надгробий, виновники с особым цинизмом обезглавили мраморную статую Иоанна Крестителя. Ее поросшая мохом голова, устремившая взгляд в небо, была найдена неподалеку в кустах ежевики.
Бронуин узнала об этом из передачи местной радиостанции, которую слушала, добираясь до места работы на велосипеде. Она передернулась, вспоминая старую поговорку о мертвецах, переворачивающихся в гробах. Впрочем, ущерб был незначителен, но у Бронуин возникло ощущение, что самое худшее еще впереди. Едва приехав в кафе, она бросилась звонить Данте.
– Это я, – негромко произнесла она, не спуская глаз с мистера Норвуда, склонившегося над автоответчиком в соседней комнате. – Слышал новости? Похоже, твой босс взялся за старое.
Некоторое время в трубке слышался только глухой грохот. Наконец Данте проворчал:
– Да, слышал. К твоему сведению, больше я не работаю на мистера В. Бросил две недели назад.
Бронуин не понадобилось спрашивать, вызывали ли Данте на допрос в связи с последними событиями – судя по настроению, он недавно вернулся из полиции. Очевидно, от тюрьмы его спасло только железное алиби.
– Не могу понять одного. – Она заговорила еще тише, прикрывая рот и трубку ладонью. – Досаждать моему отцу – одно дело, но зачем понадобилось разрисовывать стены в церкви?
– Я что, ясновидящий? Откуда мне знать? – Данте был раздражен, хотя Бронуин поняла, что ее расспросы тут ни при чем. – Послушай, это не телефонный разговор. Ты сможешь отпроситься с работы через пару часов?
– Если понадобится, скажу, что у меня спазмы. – Это был первый предлог, который пришел ей в голову. Наверное, потому, что у нее начались месячные. В последнее время Бронуин наслушалась немало историй о порванных презервативах и теперь вздохнула с облегчением.
Они с Данте занимались сексом уже три раза, и каждый последующий был лучше предыдущего. С помощью Данте Бронуин убедилась, что пикантные сцены из любовных романов – полнейшая чушь. Реальность оказалась в миллион раз прекраснее. При этой мысли у нее внутри распустился горячий бутон.
– Встретимся в полдень у меня. – И Данте повесил трубку.
