который, несмотря на все неувязки, прошел без сучка без задоринки. Только за один последний месяц у Мэри появилось несколько новых клиентов. Она даже подумывала сделать своим партнером ассистентку, Бриттани Миэн. Оставалась всего одна проблема – Чарли.
Мэри скучала по нему, Больше всего ей недоставало разговоров с Чарли. Не по телефону, а ночью, в постели, или утром, за завтраком. Ей не хватало возможности беседовать с ним на кухне, готовя ужин, или во время прогулок у озера. Она тосковала по жизни, которая могла бы у нее быть – и чуть не появилась. Уже дважды.
Она ехала в Бернс-Лейк на свадьбу дочери. Ведя машину по шоссе на запад, Мэри подрагивала от предвкушения. Или от страха? Лоскутное одеяло полей и зеленых холмов напомнило ей минувшее лето. За год многое изменилось. Умерла ее мать… Ноэль выходит замуж. Казалось, прошла вечность с тех пор, как Мэри временно вернулась домой год назад.
У основания ее шеи билась жилка, отмеряя мили и минуты. Она жадно всматривалась в знакомые с детства ориентиры: кукурузные поля, придорожные магазины, торгующие шинами, мастерские, ветхие, покосившиеся, точно пьяные, амбары, дешевые кафе и закусочные с названиями вроде «У Большого Боба», «У тети Сюзи», «Объедение» (хозяева ресторанов быстрого обслуживания по типу «Макдоналдса» еще не добрались до этих мест), выставку скульптур для газонов перед магазином.
Она вдруг поняла, что с годами утратила нечто жизненно важное, что теперь мелькало там и сям среди окрестных пейзажей, как крупинки золотого песка. Некую частицу самой себя, а может, ту жизнь, которая была бы уготована ей, останься она в Бернс-Лейк. Возможно, здесь ей жилось бы совсем неплохо – такие мысли уже давно возникали у Мэри, хотя раньше она придерживалась иного мнения. Теперь она осознала, что просто ее жизнь была бы другой. Не лучше, не хуже, разве что чуть размереннее и спокойнее. А еще в этой жизни был бы Чарли. Чарли вечно напоминал о себе.
«Не мне первой пришлось делать выбор между карьерой и любимым человеком. Но почему это так трудно? Почему в таких делах не существует даже подобия золотой середины?»
Ее точила еще одна мысль. Продолжает ли Чарли встречаться с Полой Кент? Она гадала, неужели Пола в действительности так же привлекательна, как на снимке в брошюре, которую она случайно увидела во время предыдущего визита. «Ну и кого ты надеешься обмануть? Ты обшарила все магазины в городе, чтобы найти эту брошюру!» Пола представлялась Мэри подтянутой стройной блондинкой, с безупречными ногтями и волосами, которые в дождь никогда не вьются. Постепенно отвоевывая себе место в жизни Чарли, Пола наверняка сумеет покорить и Бронуин. Само собой, поначалу девушка будет сопротивляться, но время и настойчивость помогут Поле добиться своего. Потому что Пола Кент не только поселилась в удобном месте, но и обладала преимуществом, которым не располагала Мэри, – уймой свободного времени.
Мэри так увлеклась воображаемым сценарием личной жизни Чарли, что пропустила поворот и была вынуждена возвращаться обратно. К тому времени как она подъехала к дому матери, солнце уже село, а стол был накрыт к ужину.
Хэнк готовил спагетти с тефтелями, а Ноэль бродила по кухне с видом счастливой невесты. За ужином Хэнк рассмешил присутствующих рассказом о пациентке из больницы, где он проходил интернатуру, – пожилой уроженке Гватемалы с хроническим кашлем, которой он прописал пенициллин. В рецепте было указано: «Принимать три раза в день с водой». Малограмотная женщина вымочила рецепт в воде и добросовестно выпивала по три стакана этой воды в день.
– Но самое смешное – ей стало лучше! – со смехом добавил Хэнк, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди. Он устремил взгляд веселых ореховых глаз на Ноэль, и они обменялись улыбками, понятными только им двоим. Мэри отметила, что Хэнк ведет себя так непринужденно, как, по ее мнению, и полагалось жениху.
А потом пришло время ложиться спать, и Эмма упросила Мэри укрыть ее одеялом и почитать сказку. К тому моменту как Мэри на цыпочках вернулась в кухню, Ноэль и Хэнк тоже ушли спать. Мэри выпила чаю и поднялась к себе в спальню, остановившись в гостиной только затем, чтобы наугад выбрать номер «Ридерз дайджест» из стопки журналов – испытанное средство против бессонницы. Она уснула, не успев перевернуть первую страницу.
В комнате напротив Ноэль и Хэнк занимались любовью. После всех испытаний, выпавших на ее долю, Ноэль обнаружила, что вдобавок к своим многочисленным достоинствам Хэнк – превосходный любовник. Он стал для нее воплощением мечты – мужчина, который никогда не торопился и бывал только рад, когда Ноэль вела себя раскованно. За несколько месяцев с тех пор, как они сблизились, Ноэль постепенно расцвела и стала добиваться особого внимания Хэнка так же часто, как то же самое делал он. Она открыла ему всю душу. Они даже начали поговаривать о ребенке, плоде чистой любви, к которому Эмма привязалась бы так же, как Ноэль – к Бронуин.
Следующие два дня Мэри провела с дочерью, готовясь к свадьбе. Они съездили в Олбани за платьицем для Эммы: девочка хотела розовое с блестками и оборочками. В конце концов выбор остановили на белом платье из органди с рукавами-фонариками и сборчатым воротничком, и Эмма, вздохнув, смирилась. Потом они перекусили пиццей и куриным салатом в «Калифорнийской кухне» и отправились в «Нордстром», за туфлями к свадебному наряду Ноэль.
Впервые в жизни Мэри видела дочь такой счастливой. Она по-прежнему стремилась излишне опекать Эмму, напряженно следила за каждым движением девочки, но после всего пережитого это было вполне естественно. Мэри знала, что со временем тревога пройдет. Через несколько недель после смерти Роберта Ноэль начала посещать психоаналитика, эти визиты продолжались несколько месяцев. Теперь она уверяла, что забыла о самом страшном, и Мэри была склонна верить ей. Ноэль постоянно улыбалась. Она даже пополнела, и это ей шло. Словом, Ноэль излучала радость. «Если любовь и не исцеляет все раны, – думала Мэри, – она буквально творит чудеса, улучшая цвет лица!» Не раз ей случалось с грустью замечать, что ее подтачивает зависть. Мэри отдала бы что угодно, лишь бы оказаться на месте дочери.
– Хэнк – лучшее лекарство в мире, панацея от всех болезней, – заметила Мэри, наблюдая, как Ноэль просовывает ступни в очередную пару туфель оттенка слоновой кости. Эмма, сидя рядом, старательно пыталась примерить гольфы телесного цвета, не снимая туфелек.
Ноэль просияла.
– Он замечательный, правда? – Она склонила голову набок и отвела со лба пружинистый локон. – Знаешь, если бы мы познакомились пораньше, я вряд ли предложила бы ему переселиться к нам до свадьбы. Забавно, как все меняется, верно? Когда уже думаешь, что для тебя в мире не осталось ничего нового, вдруг случается нечто такое, о чем ты даже не мечтал!
По старой привычке Мэри наклонилась и помяла носок туфли Ноэль.
– По-моему, маловаты. Не жмут?
– Эти туфли мне придется надеть только один раз, – со смехом напомнила Ноэль.
– Мне больше понравилась первая пара.
– А мне – вот эта.
И они дружно рассмеялись.
– Наверное, нечего и надеяться, что когда-нибудь мы будем соглашаться друг с другом во всем, – произнесла Мэри. – Но одно я знаю точно: то, что ты выбрала Хэнка, я одобряю на все сто процентов. Даже если бы лично мне он не нравился, я смирилась бы только потому, что с ним ты счастлива. – Ей не понадобилось добавлять: «Он будет хорошим отцом для Эммы».
– Спасибо, мама. – Ноэль казалась и польщенной, и смущенной. Она сняла туфли и потянулась за другой коробкой. Старательно отводя взгляд, она как бы невзначай заметила: – Знаешь, то же самое я могла бы сказать про вас с папой.
Мэри покраснела. Таких разговоров с Ноэль они не заводили ни разу. Возможно, Ноэль чувствовала, что это бесполезно, а сейчас нарушила запрет только по одной причине – ей хотелось, чтобы все вокруг были так же счастливы, как она. Мэри вздохнула.
– Мы с твоим отцом слишком разные… – Она осеклась. Нет, надо придумать более убедительный довод. – Даже если бы мы были вместе, – продолжала она ровным тоном, – я не могу представить себя живущей в Бернс-Лейк. А ты?
– Хочешь знать правду? Нет. – Ноэль перевела взгляд на Эмму, которая бросила гольфы и занялась туфлями, только что снятыми Ноэль. Не подозревая о том, какой удар она нанесла в самое сердце матери, Ноэль заглянула в верхнюю коробку из стопки и презрительно фыркнула, опуская крышку. – С другой
